осталось равнодушным к зову самки. Сзади через плечо Коула протянулась знакомая рука, легла на грудь и медленно поползла к молнии на джинсах. Он напрягся, не желая поддаваться искушению.
– Ты ждал здесь меня, – зарезонировал в правом ухе голос Сейбл. Это прозвучало как утверждение, а не вопрос. Самоуверенности ей не занимать, криво усмехнулся про себя Коул.
– Нет, просто обдумывал кое-что.
– По-моему, тебе нужно передохнуть. – Ее пальцы сдавили скрытую джинсами возбужденную плоть.
Коул поднялся и, повернувшись лицом к Сейбл, рывком сбросил ее руку. Он презирал себя за свою слабость, за то, что она имела власть над ним.
– Хорошо, что ты здесь, Сейбл. Нам надо поговорить. – Коул в отчаянии искал надлежащий тон, нужные слова. Он очень хотел, чтобы разговор прошел гладко, но понимал, что это невозможно.
– Хорошо, давай поговорим. Скажи, где ты хочешь и как. – Жесткие влажные губы Сейбл прильнули к его губам, сильные жилистые ноги обвили икры, ладони с нарастающей быстротой и давлением растирали отвердевший член, выдававший желание тела, не подчинявшегося разуму.
Коул грубо оттолкнул ее, так получилось. Он надеялся, что физическая отдаленность будет способствовать установлению между ними психологической дистанции. Сейбл пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась за усилитель гитары. Она затряслась от злости, разъяренная его отказом, – губы сомкнулись в тонкую линию, черные глаза засверкали, словно мокрые камешки.
Коул открыл было рот, чтобы извиниться, но вовремя спохватился. Ему хотелось как можно скорее завершить неприятный разговор.
– Все кончено между нами, – монотонно произнес он. – Наши отношения зашли в тупик.
Сейбл попятилась, извиваясь, как змея.
– Значит, ты так решил, – выпалила она после нескольких секунд напряженного молчания. – Ну да, конечно. Ты – босс. А я – мешок дерьма. Что со мной церемониться.
От ее неприятного резкого смеха Коула передернуло.
– Я никогда ничего не обещал тебе. Мы никогда не говорили о любви или…
– О любви? При чем тут любовь, когда мы просто сношались?
– Я думал… – Перехватив ее пронзительный взгляд, он замолчал и уже другим тоном договорил:
– Разумеется, я не обижусь, если ты решишь уйти из группы.
– Понимаю! Да ты себя-то не понимаешь! – Сейбл втянула воздух сквозь стиснутые зубы и холодно улыбнулась. – О нет, – с наигранным спокойствием продолжала она, – мы не расстанемся, мы по-прежнему будем работать вместе. Ты прекрасно знаешь, что я замечательно играю. Тебе без меня не обойтись.
Коул никак не предполагал, что Сейбл так резко сменит тактику. Ее заявление застало его врасплох. Возможность такого поворота разговора просто не приходила ему в голову.
– Верно, – согласился он. – Сейчас ты играешь очень хорошо, как никогда.
– Вот и прекрасно. В таком случае я остаюсь, и говорить об этом больше не будем.
Она стремительно развернулась на каблуках своих черных сапог со шнуровкой и быстро вышла из зала. Коул стоял на середине сцены, бессмысленно глядя на ряды пустых столиков и стульев.
Оказывается, он и сейчас знает о Сейбл не больше того, что ему было известно о ней, когда она прицепилась к нему в остинском клубе «Андерграунд», где выступала их группа. Поклонница его таланта, Сейбл от природы была музыкальна, но не исполнительским мастерством. Она сначала соблазнила Коула, а затем уговорила обучить ее игре на бас-гитаре. Спустя полгода она уже блистала – и на инструменте, и в постели. Потом внезапно исчез бас-гитарист группы Грег Питмэн, и Коул разрешил Сейбл занять его место.
Вот уже два года они работают и спят вместе, а Сейбл по-прежнему остается для него загадкой. В первый год их знакомства Коул еще пытался проникнуть в ее тайну, заглянуть в душу, но душа Сейбл, если таковая у нее имелась, таилась за непробиваемой стеной, и он в конце концов смирился. В последний год страсть их поутихла, и Коул продолжал встречаться с Сейбл только потому, что так было удобно.
Он это понял только теперь, оглядываясь на свое прошлое; прежде, увлеченный работой, он просто не задумывался над их отношениями. Шесть лет, с тех пор как окончил колледж, он гастролировал со своей группой по Соединенным Штатам, объезжая грязные бары на Юге и Среднем Западе страны, иногда совершая короткие рейды на Мексиканскую Ривьеру. По пути им встретилась Сейбл, они прихватили ее и поехали дальше. Им редко оказывали пышный прием, но концерты всегда дарили новые волнующие впечатления. Новые впечатления и любимое дело помогали ему пережить тоску по дому, возмещали некий пробел в его жизни, названия которому он не знал.
Вернуться в родной город его уговорила Сейбл. Она объяснила, что ему необходимо где-то осесть на некоторое время, создать имя себе и группе. Сейбл, конечно, была права, и Коул согласился. Правда, он думал поселиться в Остине, но Сейбл настояла на Сан-Антонио. Родной город навевал сладостно-горькие воспоминания, воспоминания, от которых он старался уйти все шесть лет, с тех пор, как стал взрослым. Но, очевидно, пришла пора научиться жить с ними.
Когда афиша с его именем прочно заняла место на стене «Электрик блюз» и он стал совладельцем клуба, Коул решил, что его возвращение было предначертано самой судьбой, а потом вдруг с пугающей ясностью увидел, что стоит на перепутье не только творческой карьеры, но и личной жизни. Оказалось, что женщина, уговорившая его вернуться домой, совсем ему не интересна и ей нет места в его сердце. С Сейбл он мог только предаваться сексуальным наслаждениям – когда угодно, где угодно и как угодно. Мастерски. Бездушно. Удивительно, как он раньше этого не замечал.
Хлопнула дверь. Коул вздрогнул. Неужели опять Сейбл? Из коридора, где находились артистические уборные и кабинеты, донесся топот тяжелых неровных шагов, и в проеме высветился нескладный силуэт Лэмберта.
Коул на мгновение замер, пытаясь сообразить, мог ли Уэйн слышать его разговор с Сейбл. Лэмберт ничего не знал об их отношениях, и Коул не собирался ставить его в известность. Уэйн пошатываясь направился к сцене, и Коул, увидев его пьяный взгляд, понял, что беспокоиться не о чем.
– Как раз кончил подсчитывать сегодняшний навар, – заплетающимся языком сказал Уэйн. – Для воскресенья неплохо. Шесть с половиной. Теперь домой. Утром докончу.
– Давай отвезу тебя. – Коул не хотел, чтобы Уэйн садился за руль. Он едва стоял на ногах.
– Не надо. Я вызвал Пола. Он должен ждать у входа. Шоферу Виктории остается только посочувствовать, подумал Коул. Вряд ли ему удается высыпаться как следует, учитывая ночные бодрствования Лэмберта и ранние выезды его жены.
Оставшись наконец один, он вздохнул и сел на край сцены, свесив ноги. Домой идти не хотелось. Что делать в пустой квартире? И дело не в том, что там не будет Сейбл, – она никогда не жила у него. Так почему же ему так одиноко сегодня? Может, всему виной миловидная собеседница Уэйна? Коул рассмеялся: надо же, какое живое воображение.
А что, если привезти в город Регги? Нет, это было бы нечестно по отношению к охотничьему псу, который привык жить на воле. Ему было хорошо на ранчо. Хорошо, пока там не появлялась Сейбл. Регги всегда на нее лаял и рычал, что Коула немало удивляло: пес был незлобив по натуре. Коул решил, что Регги просто ревнует, но Трент по этому поводу скептически заметил, что собаки отлично разбираются в людях.
Интересно, а как Регги отнесся бы к Миранде? Оказанный ему холодный прием не обескуражил Коула. В Миранде, в отличие от Сейбл, чувствовалась мягкость и даже какая-то незащищенность. Хохот Коула огласил пустой зал.
Обычно хотят знать мнение родителей о своих возлюбленных, думал Коул, я в судьи выбрал собаку. Горько, смешно, но это так. Он знал, что Регги его сердечные дела заботят гораздо больше, чем отца с матерью. А вообще с какой стати их должны интересовать его друзья? Он уже десять лет не виделся с ними.
– Ладно, – обратился он к пустому залу. – Раз уж взялся оплакивать свою судьбу, надо попытаться извлечь из этого выгоду.
Коул подхватил свою старую подружку-гитару. Он играл с десяти лет. Это был подарок старшего брата. Крейн, беспощадно издевавшийся над песенками, которые Коул сочинял, когда они детьми пасли скот на ранчо, вряд ли мог предположить, что его рождественский подарок принесет славу младшему братишке.
Правда, он не ахти какая знаменитость, да и не все мечты удалось воплотить, зато занимается любимым делом, хотя и остается пока вне эстрадной элиты. Несколько фирм грамзаписи проявили интерес к его песням, но дисков так и не выпустили. Коул понимал, что ему нужен агент, и искал подходящую кандидатуру, однако те люди, с которыми он встречался, не вызвали у него доверия. За исключением одного. Его звали Джеред Уильяме. Он показался Коулу глубоко порядочным человеком, искренне желавшим помочь ему. Но несмотря на все свои обещания, Джеред так больше и не объявился, а Коул, опасаясь быть отвергнутым, не искал с ним встреч. Теперь, осев на одном месте, Коул пообещал себе серьезно подумать о карьере.
Привычно погладив дерево гитары, Коул заиграл. Примерно с час он сидел, перебирая струны, и вдруг мелодия и слова выстроились сами собой. Это была песня о человеке, наделенном красивой внешностью, имевшем настоящих друзей, обласканном вниманием женщин и карьерой. Но ему чего-то не хватало в жизни, и он только теперь начал понимать, что ему нужно на самом деле. Коул написал песню о себе.
К тому времени, когда он отшлифовал новую балладу, часы показывали пять утра. Коул не удивился. Свои лучшие песни он всегда слагал на рассвете.
«Набережная Пасео-дель-Рио считается одной из самых безопасных улиц Сан-Антонио. Это изнасилование – абсолютная случайность. Уже отдан приказ об усиленном патрулировании, но я убежден, что к вечеру преступник будет пойман».
Миранда от неожиданности расплескала кофе, с грохотом опустив чашку на столик в ванной. Она не слышала первую часть выступления мэра по радио, потому что возилась на кухне.
Ведущий программы новостей подытожил городские новости:
«Полиция заявляет, что в настоящее время не располагает данными о том, кто мог совершить это преступление. А теперь о событиях в штате…»
Взяв чашку с кофе, Миранда быстро перешла в гостиную, где стоял телевизор, и опустилась в мягкое кресло из орехового дерева, обитое замшей. Была почти половина восьмого. Через несколько минут начнут передавать местные новости. История с изнасилованием ее заинтриговала: на Пасео-дель-Рио преступления были редкостью. Сотрудники полиции и служб безопасности гостиниц в штатской одежде постоянно патрулировали набережную, целая армия полицейских разъезжала на велосипедах по лабиринтам улиц и аллей в центре города.
Миранда сознавала, что ее интерес подогревается отчасти вполне естественным для человека любопытством, тем самым любопытством, которое побуждает водителей замедлять ход при виде разбитой машины на обочине дороги. Она ведь тоже была на набережной вчера вечером и тоже могла бы стать
