— Спасибо!
— Не за что!
Я поймал взгляд Дженни. Опустив голову, она смотрела на меня исподлобья, словно читала наши мысли.
Наш с Оливером разговор, изложенный на бумаге, может показаться вполне безобидным. Но иногда интонации важнее всяких слов. А тон, в котором мы с Клементом вели беседу, предполагал, что она не обойдется без продолжения. И Дженни это понимала не хуже нас.
По дороге в город я уже раскаялся и сгорал от стыда.
Недостойно затевать с кем бы то ни было ссору на пустом месте. Но делать это в присутствии такой девушки, как Дженни, — тут уж и сказать нечего! Так что, возвращаясь домой, я себя прямо-таки ненавидел!
Войдя в отель, сразу же поднялся в мою комнату. И как обычно, застал в ней Доктора. Он сидел в кресле у окна и играл на губной гармошке, извлекая из нее звуки, похожие на жужжание ос. Я мгновенно одурел от этого шума, мне захотелось схватить гармошку и проломить ею череп старому негодяю. О чем ему и сказал.
Доктор перестал играть, но не спрятал свой инструмент, а повернулся ко мне, держа его наготове у рта.
— Мой старик говаривал… — начал он.
— К черту!
— …что раздражаться — грех, особенно пьющему человеку.
У меня под рукой оказалась книга, которую я тут же в него запустил, но он ловко увернулся, и она выпорхнула в окно, трепеща страницами.
Глава 21
ПИСЬМО И НОКАУТ
Я не знал, что скажу мистеру Клементу, когда мы вновь встретимся. Но его визит ко мне состоялся раньше, чем можно было ожидать. Однако до этого произошло другое небезынтересное событие.
Только Доктор ретировался из комнаты, когда книга пролетела в дюйме от его головы, как раздался стук в дверь.
— Это вы, старый болван? — заорал я.
Его голос ответил:
— Да, но на сей раз я не более чем скромный конферансье!
— Чей же выход вы собираетесь объявить?
— К тебе посыльный.
— Что? От кого?
— Он не сказал!
— Так спросите у него, черт вас побери!
— Уже спрашивал. Даже силой пытался выяснить, но он отскочил и стал швыряться камнями.
— Заходите!
Дверь распахнулась, Доктор встал на пороге, прислонившись к косяку, и зевнул, чтобы показать, будто я нисколько ему не страшен. Но при этом глаза его смотрели с опаской и светились озорством.
— Ну кто там пришел? — буркнул я.
— Тоби Макгвайер.
— Кто такой?
— Мальчишка.
Меня умилило, что роль посыльного исполняет какой-то малыш.
— Давайте его сюда!
— Иди, звереныш, — приказал Доктор.
И Тоби шмыгнул в комнату. Это был настоящий чертенок, сорванец, каких я еще не видывал. В его наглых глазенках было больше шкодливости, чем у десятка проказливых эльфов из детских сказок; о его характере можно было судить уже по тому, как во все стороны вздымались вихры его непокорных рыжих волос.
— Кто тебя прислал? — грозно прорычал я.
— Не знаю! — выпалил Тоби.
— Как — не знаешь?! — заорал я.
— Не знаю, пока рядом со мной пасется этот старый козел!
Над головой мальчишки взвилась рука моего друга из Луизианы, но бесенок вовремя отскочил на безопасное расстояние.
— Убирайтесь! — велел я Доктору, и тот исчез, послав мальчишке взгляд, исполненный лютой ненависти. Затем потребовал: — Выкладывай! И говори тихо, а то наш приятель наверняка прислонил ухо к замочной скважине.
— Нужны вы мне! — в ярости закричал Доктор из-за двери, и я услышал его удаляющиеся шаги.
Мальчишка ухмыльнулся, оценив по достоинству этот боевой маневр. Он был в том возрасте, когда ничто на свете не восхищает сильнее, чем умение одерживать верх над противником, не важно, военной хитростью или силой.
— Нечего говорить. Тут все написано, — потянул он мне письмо.
— Ты откуда будешь? — поинтересовался я.
— Я-то? Живу у Лэнгхорна на ранчо.
Этим было все сказано. Я так разволновался, что не сразу сумел вытащить письмо из конверта. И конечно же оно было от Дженни!
Послание начиналось словами: «Дорогой Джон!» Меня порадовало такое обращение.
«Дорогой Джон!
Я стараюсь успокоить Оливера Клемента, но у меня ничего не выходит. Он считает, что задета его честь, и намерен искать с Вами встречи. Я прекрасно понимаю, что это значит, поскольку я уже давно живу среди людей, которые не расстаются с оружием.
Пока отец развлекает гостя, улучила минуту, чтобы написать это письмо, и мне пришли на ум две вещи. Первое, поскольку Вы старше Оливера (хотя по Вашему сегодняшнему поведению этого не скажешь!), Вы должны прислушаться к здравому смыслу и всеми силами попытаться избежать драки. Второе, если от нее не уйти, Вы должны использовать более гуманное оружие, нежели револьверы. Я имею в виду кулаки, они крепкие у вас обоих. Не так ли должны сражаться все мужчины?»
Я оторвал взгляд от письма и посмотрел на руки. Пара костяшек на левой руке была сбита, когда я был еще совсем щенком и не умел как следует сжимать кулаки. Но сейчас они были в превосходной форме, и я не сомневался, что для уважаемого мистера Клемента будут даже чересчур тяжелы.
Подумав так, принялся читать дальше:
«Молю Вас поступить рассудительно. Мне говорили, что в обращении с другими Вы очень суровы. Но суровые и отважные люди должны иногда проявлять и милосердие. Хочу надеяться, что Вы обдумаете мою просьбу и найдете способ не причинить вреда ни себе, ни Оливеру. Если же дело обернется трагедией, то я никогда себе этого не прощу, так как ваша ссора началась здесь, на ранчо.
Дженни Лэнгхорн».
Вот и все, но этого было достаточно. На обороте письма я написал:
«Клянусь честью, что попробую найти какой-нибудь выход из этой передряги, без пролития крови. Простите, что вел себя как двухгодовалый ребенок».
Затем запечатал письмо в новый конверт и вместе с ним дал Тоби полдоллара. Столь крупная сумма так его напугала, что он едва не проговорился, но я его успокоил:
— Ничего, Тоби, если тебе платят в обоих концах, значит, ты этого заслуживаешь.
Он широко улыбнулся и был таков.
Когда спустя мгновение я выглянул из окна, то увидел, как Доктор делает вялую попытку сграбастать мальчугана, — с таким же успехом старый ломовик попытался бы угнаться за молоденьким скаковым жеребцом. Тоби исчез за поворотом, подняв облако пыли, но едва оно стало рассеиваться, как я различил
