— Бояться за него? А почему я должен за него бояться? Они не смогут причинить ему вреда! Во всяком случае, не пулями! Нет, не пулями!
Говоря это, старик тяжело дышал, а траппер почувствовал, как волосы зашевелились на его голове. Может быть, Питер Кроссон верит в колдовские чары, способные отвернуть свинцовые или стальные пули? Или во что-то в этом роде?
— Значит, ничего не может случиться, — на всякий случай подыграл он.
— Ха! Ничего не случится?! Они могут сделать пороховую дорожку. Нет, ее уже проложили раньше. Пороховая дорожка проложена очень давно. Достаточно только поднести спичку. И сегодня они поднесут эту спичку, зажгут огонь.
Кроссон глубоко вздохнул и потрусил дальше, почти задыхаясь, с глазами, вылезающими из орбит. Старик выглядел так, словно слишком много выпил. Несомненно, Питера Кроссона сейчас терзали величайшие душевные страдания.
— Поверьте мне, — начал Рейнджер. — Все будет в порядке. Они не станут применять оружие против безоружных людей. Не беспокойтесь о нем.
— Как же! — закричал старик. — Что же мне беспокоиться о них, кто бы они ни были? И эти дураки не знают. Они не понимают.
— Чего они не понимают?
— Что, если они подожгут его, он взорвется и разорвет их всех на куски. Эти идиоты едут на своих лошадях по минному полю, настоящему минному полю! Удара копыт их лошадей может быть достаточно, чтобы разбить их всех вдребезги — вознести их всех на небеса! А они этого не знают. Они продолжают ехать прямо!
Несколько секунд Левша не мог вымолвить ни слова. Затем решил, что возраст сильно сказался на умственных способностях старого Кроссона. И наконец, спросил:
— Почему вы послали его одного?
— Потому что я должен был придумать ему какое-нибудь занятие! Вот почему. Разве вы не видели? Он кипел от злости. Он сходил с ума. Его глаза налились кровью. Мне пришлось придумать ему хоть какое-то дело. Мне уже случалось делать это прежде. Я должен был дать работу его рукам, его мыслям и еще… — Старик совсем задохнулся от спешки, от своих переживаний, каждый его вдох превращался в стон. — Они не знают! — повторил он, тяжело дыша. — Им даже и в голову не придет. Они не могут себе представить, каков он. Никто не может — даже его собственный отец.
«Сумасшедший! — пришел к выводу Рейнджер. — Вне всякого сомнения, сумасшедший. Вообще перестал соображать. И спятил довольно давно, вот почему держит парня здесь в глуши, заставляет его жить в жалкой собачьей конуре. Вот в чем кроется настоящая причина!»
Они уже приблизились к дому, а из множества волчьих глоток вырывался новый сильный хор завываний. В ответ снова раздался треск винтовочного залпа, но вслед за ним не донесся вой умирающего хищника.
— Промахнулись! Хитрые дьяволы попрятались. Он научил их, как это делать. Он научил их. Он дал им мозги мужчин и женщин. О Боже, помоги людям, научившим его такому умению!
— Вы имеете в виду вашего собственного сына? — переспросил изумленный и напуганный траппер.
— А кого же еще я могу иметь в виду? Ой, дураки, дураки! Но они не знают его. Они не знают, как он родился!
Рейнджер в ужасе оглянулся по сторонам. Ему казалось, что он и сам сошел с ума, слушая взволнованные бредни старого обитателя этих девственных мест.
— А как он родился? — нерешительно поинтересовался он.
— Вы его видели, и вам следует знать как…
— Я не понимаю, о чем вы.
— Вы видели его. Это в его глазах!
— Он немного диковат…
— Диковат? Ох, приятель!.. Он родился с кровью на руках, и этой крови хватило бы, чтобы испачкать полмира!
Глава 17
Вскоре они увидели дом. Но едва подошли к нему, как из леса вылетела кавалькада из полдюжины всадников.
Среди них Рейнджер прежде всего заметил Уалли, бандита и грабителя. Он очень изменился с того вечера, когда появился в лагере Левши. Лицо его было перебинтовано, а одежда превратилась в лохмотья, кое-как скрепленные на живую нитку. А еще в нем ощущалось что-то звериное, сильно отличавшее его от других людей.
Одного Уалли хватило бы, чтобы заставить Левшу волноваться. Но бандит явился не один.
Вместе с ним было еще трое мужчин — небритых, с красно-коричневыми от ярости солнца и бритвенной остроты ветра лицами и дикими глазами. Они сидели в седлах очень прямо, как конные рыцари, и показались трапперу хищниками. Он знал подобных людей. Встречал их повсюду от Аризоны на юге до Серкл-Сити на севере. Эти звери играли с людьми в собственные игры и извлекали из них собственные прибыли.
Пятый всадник, человек средних лет, явно был лидером группы. Его коротко подстриженные светлые усы выгорели на солнце до такой степени, что выглядели седыми. Сильно запавшие щеки, резко выступающие скулы делали лицо легко запоминающимся. Уголки рта изогнулись в улыбку, казавшуюся скорее насмешливой, чем веселой. В отличие от приятелей-оборванцев он был одет тщательно и аккуратно. Сапоги, пальто с длинными полами, как у карточного игрока, шарф, тщательно завязанный и закрепленный булавкой, украшенной драгоценным камнем, широкополая шляпа, бросающая тень почти на все лицо. Рейнджер успел заметить все эти подробности, но больше заинтересовался руками всадника. Левая была затянута в длинную перчатку из тончайшей оленьей кожи, и ею он натягивал поводья. На правой руке, коричневой, как кофейное зернышко, перчатка отсутствовала. Она легко свисала вдоль бедра мужчины, совсем рядом с рукояткой револьвера в седельной кобуре.
Несомненно, этот мужчина был рожден, чтобы повелевать. Таких немного — один из тысячи, даже среди самых грубых и жестоких. Однако еще более любопытным, чем предводитель банды, был последний всадник, выехавший из леса.
Им оказалась девушка с золотыми волосами, одетая почти так же, как и главарь. Единственным исключением была не слишком широкая юбка-штаны. Такие же сапоги, тот же покрой пальто. Девушке, вероятно, не исполнилось и двадцати, но даже молодость и красота не могли скрыть ее родства с лидером группы. Он мог быть ее старшим братом, дядей или отцом. Правда, Рейнджер не заметил в ее лице такой же насмешки, ее голубые глаза отличались глубиной и яркостью. Тем не менее сходство бросалось в глаза. Как и у предводителя, одну руку девушки обтягивала перчатка. Как и он, правую руку она держала поблизости от рукоятки револьвера.
Вылетев из-за деревьев, всадники во главе со своим вождем направились прямо к двери дома, но Уалли, заметив приближавшихся пешеходов, крикнул об этом, и предводитель повернул лошадь навстречу Рейнджеру и Кроссону.
— Это Лайонз! Это Лайонз! — произнес старик. — Это Честер Лайонз из Тимберлайна. Боже, прости наши грехи! Это Честер Лайонз!
Левша слышал это имя, и слышал не раз. Теперь попытался вспомнить, когда и где. Оно встречалось ему в газете в связи с сообщением о каком-то убийстве и ограблении. Потом в памяти всплыл костер в лагере под Монтаной и один из старателей, рассказывающий длинную, мрачную историю драки, утомительной скачки и мести. Она тоже была о Честере Лайонзе, который жил в горах у Тимберлайна и спускался к другим людям, словно орел с небес. А однажды в конце тяжелого дня путешествия с собаками по снегу напарник поведал Рейнджеру еще одну историю, страшнее прежних. И опять о Честере Лайонзе. Сейчас он мог вспомнить лишь некоторые детали того повествования, но это было не важно, главное — это имя звенело в его ушах, будило мрачные мысли и порождало страх.
Когда он снова взглянул на худощавого всадника с жестким лицом, воспоминания превратились в реальность. Этот человек казался непреодолимым — непреодолимым в мудрости, хитрости, решимости, он был тверд как закаленная сталь.