варягам, а мы его Мудрым называем.
— Можно подумать, что только его, — повторяя слова отца, комментировал Сашка, — народ любит своих палачей… К тому же это только одна из многих версий, по мне так справедливая.
Время шло. Ребята сами не заметили того, как день ото дня менялись так, словно проходили месяцы и годы. Они становились иными: серьезными, внимательными. Исподволь из лексикона исчезли слэнговые словечки, никто из них теперь не употреблял расхожих «колбасит», «прикинь», «круто»… В русском языке оказалось огромное количество слов, которые с лихвой описывали эмоции и впечатления, какими бы разнообразными и яркими они ни были.
Совсем неудивительно, что и успеваемость у обоих решительно улучшилась. Особенно разительные перемены произошли с Петькой, и если в первое время учителя, по старой памяти, норовили ограничиться «десяткой», то через пару недель в дневнике появились и заветные «двенадцать» баллов, сначала по истории, а потом по химии, старое увлечение, что и говорить. Вполне понятно, что Петькины родители, которые раньше особо не радовались тесной дружбе между ребятами, как правило, приводившей к скверным результатам, теперь с удовольствием замечали, как они вместе готовятся к занятиям, что-то разбирают с помощью компьютера.
После уроков в пятницу, когда так приятно посидеть на лавочке под ласковыми лучами октябрьского солнца, Сашка теперь почти так же энергично, как и раньше, шел по Пушкинской, и вдруг вновь почувствовал это противное сердцебиение. Присел на скамью в небольшом скверике. Несколько студентов в белых халатах, видных из-под легких курток, о чем-то громко спорили: «Я тебе говорю по ноль один, один миллилитр, точно, можешь не проверять». Он прислушивался к своему пульсу, а не к разговору будущих врачей. Точно, студенты, вон побежали в больницу на углу: перерыв закончился, верно.
Львиноликий появился неожиданно, может быть, вышел из перехода метро. Сашкино сердце как-то странно екнуло, когда тот остановился рядом.
— Можно присесть, — голос мужчины был приятным, мягким, с едва заметным незнакомым акцентом.
— Да, конечно, — ответил вежливо Сашка.
— Хорошая погода сегодня. Даже как-то жалко, что это последние погожие дни и скоро начнется обычная осенняя слякоть, а там, глядишь, и зима… А я тут некоторое время назад часы потерял, — и он в упор взглянул на Сашку, словно в душу забрался.
— Значит, это ваши часы я нашел, — сам не ожидая от себя такого спокойствия, сказал он, — только опишите мне те, которые потеряли.
— Зачем же описывать, — ответил незнакомец серьезно, и подтянул вверх рукав свитера на левой руке, — вот такие же, как эти.
Одного взгляда было достаточно, они.
— Только я их не ношу, они дома лежат. Тут недалеко, квартал, можем пройти или посидите тут?
— Пройдем, наверное, я там подожду, во дворе, уж очень не люблю по лестницам бегать.
Вместе со странным незнакомцем они вошли во двор. Сашка быстро сбегал домой и принес часы.
— Да. Они, — оценил незнакомец, — спасибо, что хорошо сохранил.
Он молча снял свои и надел те, которые пусть так недолго, но верой и правдой служили Сашке.
— Так, думаю, будет справедливо, — и он протянул ему только что снятые часы, — носи, не бойся, это подарок на память.
— Но… эти, это только часы?
— И часы, и калькулятор, и переводчик… но «только часы», — подтвердил незнакомец Сашкину догадку.
— Жаль, — Сашка чуть не заплакал, еле сдержался, не мальчишка же маленький.
— Ну да ты свое на компьютере наверстаешь — стараясь говорить беззаботно, ответил незнакомец.
— У меня нет компьютера, — Сашка сразу пожалел, что так сказал, но уже не воротишь. — Ладно, не в этом дело. Скажите честно, если можно, конечно, часы ваши как игра, которую представляешь себе? Получается, что уже можно прямо воздействовать на центры коры головного мозга? Иначе совсем ничего не понятно. Ведь не может же такого быть в действительности! Да! То, что действуют локально, я проверял, поле в диаметре метра два — два с половиной от силы.
— Твоя правда, но технологии эти пока, — он остановился неожиданно, словно подбирая слова, — запрещены, что ли, только в разработке. А вот с твоим компьютером нужно что-то придумать.
— Ничего тут не придумаешь, будут деньги — будет и компьютер, а пока к Петьке побегаю. — Сашка давно и безнадежно мечтал о таком приобретении, но…
— Ладно. Эту проблему мы, пожалуй, решим. Где тут можно купить лотерейный билет? Пойдем, пока есть время.
— Может быть, не сегодня, — предложил из осторожности или из вежливости Сашка.
— Сегодня, именно и только сегодня, — настойчиво сказал незнакомец. — У меня тьма дел в соседней области, так что я без промедления уезжаю в Донецк.
Когда Петька узнал, что объявился хозяин часов, он расстроился почти так же, как и Сашка. Сидели в скверике у зеркальной струи, смотрели на воду и на жениха с невестой, которые приехали сюда, наверное, после церемонии.
— Что она в нем нашла? — как всегда, язвил Петька, желая отвлечь приятеля от грустных мыслей. — Я, когда женюсь, а у меня будет красивая невеста, как Люська, наверное, ни на какие струи не поеду, ерунда какая-то. Посидим с близкими в ресторане, а лучше дома, ты у меня будешь свидетелем.
— Куда это ты собрался? — Сашка развеселился от такой перспективы. — Жить весело надоело, что ли. Я, скорее всего, поздно женюсь, как отец, лет в тридцать.
— А мой женился рано, еще двадцати не было, так что мне и на роду написано торопиться.
— Погоди, никто наперед не знает, как оно будет, хотя, может быть, кто-то и знает… — но про лотерейный билет приятелю не рассказал, побоялся, что Петька будет издеваться.
— Да, жаль все же, что так получилось с часами, интересно было с ними. Да и тебе историю изучать легче, почти по-живому. Ты ведь на исторический пойдешь?
— Скоре всего… Ты же знаешь, как у меня с математикой. Да и нужное это дело. Незнание истории… — Он на секунду остановился, а Петька живо продолжил:
— Не освобождает от уголовной ответственности!
— Это почему же от уголовной, от исторической ответственности, — закончил фразу Сашка.
Больше к этой теме не возвращались. Приятели расстались ближе к вечеру. Дома все было как обычно, пахло чем-то вкусным — мама, видно, пекла. Отец сидел перед телевизором, начинался очередной тираж, и Сашка только теперь вспомнил о том, что это его шанс, его лотерейный билет, который под диктовку незнакомца заполнил в подземном переходе на площади. Достал из кармана, присел рядом.
— Это с каких пор ты стал играть в азартные игры с государством? — поинтересовался отец.
— Вот выиграю и куплю компьютер, — полушутя ответил Сашка.
— Ну, компьютер мы тебе, пожалуй, и так купим, вот только сначала стиральную машину маме, а потом начнем собирать на твое железо, — вполне серьезно ответил Сарана-старший. — Ты куда, посиди, поболей, может, и правда сойдется.
Сашка на секунду задержался, заметил, какой шарик выпал. Семнадцатки у него точно не было. Сердце его оборвалось. Молча пошел к себе, даже дверь прикрыл, чтобы не слышать ничего. Улегся на диван лицом вниз, подушка сверху, как в детстве. Какой резон был этому незнакомцу обманывать его. Так легко сказал, мол не бином Ньютона, хоть и нарушение инструкций, но хуже, чем получилось уже, все равно не придумаешь…
— Бинго! — донесся до него вскрик отца. — Пять кряду в лузу, это же надо! Теперь осталось угадать один из десяти, что ты выбрал?
— Семерку, — враз охрипшим голосом ответил Сашка, уже вылетевший из своей комнаты, и напряженно впился в экран, наблюдая за тем, как перемешиваются и подскакивают в барабане десять шариков. Покатился…
— Ничего себе! — только и промолвили оба в один голос, когда поняли, что выигрыш теперь удвоится.