— Все уже закусили? — неожиданно совсем не к месту спросил кавказец, лицо его немного потемнело. — Я когда в тэхникуме учился, ходил в музэй. Там разные штуки били. Думаю это окамэнэлые яйца мэлкого динозавра.
За столом воцарилось кратковременное изумленное молчание, вызванное смелостью и неожиданностью догадки.
— Ну да, мелкого, — недоверчиво протянул Михалыч, делая странное движение, будто примеряя предмет к себе, — как минимум среднего. Слушайте, если там это, ну… яйца его есть, может, там и куски скелета лежат? Такое точно бывало. Может, какой редкий зверь. В музей продадим!
Слово «продадим» возымело удивительное действие. Бедствующие после закрытия шахты, промышляющие от безысходности «черным шахтерством», мужчины оживились. Даже лица, казалось, просветлели.
Выпили снова, теперь за успех нового дела. Решили отправиться на старые выработки завтра же поутру Подробно обсудили, кто что захватит. Народ собрался опытный. С закрывшейся шахты унесли все, что можно, и теперь при желании могли худо-бедно экипировать целую смену.
На следующее утро, как и договаривались, встретились на окраине поселка. Михалыч по праву старшего и опытного придирчиво оглядел снаряжение, сделал несколько замечаний. День был скверный, пасмурный. Порывистый ветер гнал по небу обрывки серых туч. Кавказец запахивал полы старенькой телогрейки и негромко, но выразительно ругался на родном языке.
Пейзаж был почти что лунный. Старые выработки, отвалы, терриконы на горизонте. Полуразвалившееся строение, давно используемое местными как источник кирпича. Несколько ворон, напоминающих обрывки тряпья, пытались лететь куда-то против ветра, странным образом довершая эту безрадостную картину.
— От. Прыйшлы. — Васек сбросил старенькую сумку с плеча и указал на чернеющее в склоне холма отверстие.
— Дурное это место. Лет десять, а то и больше сюда никто не ходит, а все из-за того холма, что рядом. Говорят, в одну ночь появился. Где ж такое видано? — Михалыч суеверно оглядывался вокруг, словно пытался в очередной раз понять, как такое могло произойти.
— Так мэни нихто ни про що такэ нэ казав. — Несчастный проводник на минутку почувствовал себя Иваном Сусаниным.
— Боковая, наверное, — оценил, отвлекаясь от местного мистического эпоса, Михалыч. Прошел несколько десятков метров вглубь и вниз, подсвечивая фонариком. Выбрался наружу спустя минут десять, после предыстории друзья уж начали волноваться. Прокомментировал:
— Ничего, крепеж еще приличный. Так. Я и Васек идем первыми. Один остается на поверхности.
Он достал две коробки, большую катушку кабеля.
— Это что такое? — спросил кавказец, даже не пытаясь оспорить решение приятеля.
— Что, что, телефон. Не кричать же.
Он деловито сбросил телогрейку и быстро, привычно переоделся. Каска с фонариком довершила перевоплощение. Михалыч не забыл и «Спасатель». Пятнадцать лет подземного стажа все же что-то да значат.
Спустя десяток секунд оба исчезли в проеме. Воздух внутри, несмотря на отсутствие вентиляции, был достаточно свежим. Стало значительно теплее. Они прошли метров сто и спустились по неглубокой штольне. В свете фонариков увидели остатки транспортера и старые рельсы, которые не успели разобрать и сдать в металлолом. Неподалеку на боку валялась вагонетка с искореженным бортом.
— Вот. Здесь последний раз работал, — неожиданно перейдя на русский язык, сказал Васек, озираясь и подсвечивая себе. — Точно. Вон заступ сховав. — Он достал из-под рваного мешка, присыпанного породой, инструмент, вяло ковырнул несколько раз.
— Та погоди ты шуметь. Тут ничего не наковыряешь, вчистую все выбрал. — Михалыч внимательно рассматривал торчащий из породы сантиметров на пятьдесят предмет, плоский, с ровным краем, словно столешница.
Странная штука, — постучал киркой осторожно, и оба услышали глухой металлический звук.
— Та, мабуть тэхника якась стара, — предположил молодой шахтер, но его более опытный друг молча покачал головой. Он достал флягу, брызнул на поверхность и ловко протер. Металл в свете фонаря показался темным, с синеватым невиданным отливом.
Михалыч чрезвычайно заинтересовался находкой. Минут десять пытались вырубить странный предмет из породы, но он уходил куда-то вверх, по наклонной, а расширяться дальше было опасно. Тогда решили подкопаться снизу. Работа пошла быстрее. Вынутую породу не выносили, а отбрасывали как можно дальше вглубь. Через полчаса можно было залезть под торчащую, словно крыло, деталь и почти выпрямиться во весь рост. Металл выполнял роль несущей конструкции. Дышать стало значительно трудней. Через небольшой лаз воздух практически не поступал, и потому приходилось часто выбираться в старую штольню.
Через час к Михалычу присоединился Бичо. Деловито осмотрел металл, поцокал одобрительно языком.
— Что скажешь, друг любезный? — Они уже сидели вне купола, который образовался под металлической конструкцией.
— Знаешь, Михалыч, у меня знакомие ест, они металлические двери дэлают из похожего материала. Может, с ними поговорить?
— Вот-вот и поговори, за спрос не бьют. На том неожиданно быстро и порешили.
В течение нескольких последующих дней новорожденное «предприятие» окончательно оформилось, разрослось и финансово окрепло. Знакомые Бичо не обольщались насчет источника металла, что явствовало из предложенной цены, но и она невольно поражала. На полученный аванс взяли по случаю старенький компрессор и видавший виды резак.
Неприятности начались сразу, едва приступили к работе. От резака проку не было никакого. Ну, разве самая малость. Благо, что в глубине этого странного аппарата нашли перегородки толщиной по два и четыре миллиметра, с которыми хоть как-то можно было совладать с имеющейся техникой. Дело пошло веселее. Качество материала поразило приятелей Бичо настолько, что они основательно повысили закупочные цены. Работа спорилась, как всякое дело, способное прокормить, если приложить настоящие мужские руки.
Через несколько недель ударной работы они вновь собрались в стареньком сарае на редкий в последний месяц выходной. Уже потеплело, так что дверь в сарай не закрывали, но оставались в куртках. На импровизированном столе — перевернутом ящике — красовалась литровая «Немирофф», да и закуска была под стать: охотничьи колбаски, белый сыр, свежая зелень с базара, лаваш, ароматный «Бородинский», шпроты, острая корейская морковь…
— Так-так, — крутил головой Васек, продолжая важный разговор, — цэ головнэ. Не трэба, щоб хтось що-небудь знав.
Осторожный Михалыч одобрительно кивал, по примеру кавказского друга и соседа, заворачивал в лаваш сыр, зелень, морковь, поливал майонезом и затем, свернув в трубочку, аппетитно ел, закусывал. Водка хороша, шла легко, да на свежем воздухе, да под настроение, да с томатным соком.
— Интэрэсно, что же это такое? — разливая бесцветную жидкость в невысокие пузатые рюмочки, задал почти риторический вопрос Бичо. — Я так думаю, что это нэмэцкий бункэр, с войны остался.
Идея по вкусу не пришлась, но направление показалось перспективным, и Михалыч развил мысль.
— Не-е. Скорее, это с советских времен осталось. Может, подземный командный пункт или, — он конспиративно понизил голос, — шахтная ракетная установка. Я служил в охране таких объектов под Москвой, еще при Устинове дело было.
— Так що, мы ту ракету пиляэмо потыхэсэньку? — Васек недоверчиво дергал головой с округлившимися от удивления и недоумения глазами. — Так вже нэма йих в Украини, чи нэ так?
— Слюшай, дорогой, мнэ все равно кого пилит, дэнги хорошие, дэло идет, зачэм много рассуждать, от этого гэморрой получается. Я вот в прошлом году в Харков ездил. Там к одному доктору попал. Он мою кардиограмму посмотрэл и говорит, что это артефакт, а не нарушение, понимаешь? Так и сказал: нэ
