известили для того, что нельзя было из тех деревень Козлову пройти, потому что они, воры, в тех деревнях и в ыных местах по степи ездят непрестанно».
Тот же Лычагин однажды разговорился с работниками коз ловца Василия Анцыфорова. Они гнали его «скупную скотину» мимо деревни Никольской. В беседе ему поведали:
— Приходили в Пристанский городок к атаману Ивашке Хохлачу четыре человека работников с поделки от готовности на корабельное дело лесных припасов, что готовят по наряду с Воронежа на реке Битюге.
— Зачем? — поинтересовался Гур. — В его войско?
— Нет. Били челом, что им, работным людям, лесные припасы готовить тяжко и чтоб он с казаками от той тягости их оборонил.
— Что ответил Хохлач?
— Собрал казаков человек с 200 с ружьем, и поехали они на тое поделку для взятья немца, которому-то поделка приказана, и для оборону их, работных людей.
— Что они на той поделке учинили?
— О том не слыхали и не знаем.
— Еще что слыхали?
— Говорили нам, что к тем казакам деревни Ключей черкасов поехало многое число. А в деревню Михайловское из Козлова приезжал подьячий Игнатий Соколов со стрельцами для отводу земли. И их те казаки били и грабили, а подьячий читал их прелестное письмо; а какое, про то мы не знаем.
То же рассказал Волконскому и Ерофей Скоробогатов. Показания обоих изветчиков, как и другие данные, рисуют картину довольно противоречивую: часть местных крестьян присоединилась к восставшим, другие не торопились это делать, отказывались. Нужно учесть еще, что лазутчики, изветчики в своих рассказах, чтобы угодить воеводе или подьячему, выставить себя в выгодном свете, одни факты скрывали, другие выпячивали, третьи, как говорили в старину, перекраивали на свой салтык (лад, строй, уразумение. —
Еще один изветчик — Михайло Остафьев сын Томахин — сообщил Волконскому, что из его родного села Спасского, Талецкое тож, и села Керши, бывших вотчин тамбовского архиерея, многие крестьяне, в основном молодые парни, в прошлом и нынешнем году ушли в Пристанский городок, «к вору Булавину в помочь». Другие хотят бежать к казакам на Хопер и Медведицу. Воевода поинтересовался:
— Что-нибудь о них ныне слышно?
— О талицких крестьянах говорят: которые на Хопер и на Медведицу сбежали, все ныне воруют обще с бунтовщиком Кондрашкою Булавиным.
— А их отцы и братья о них извещали?
— Нет, нигде не извещали.
— А как другие крестьяне?
— Из Талицкого крестьяне Макар Перелыгин с товарищи в прошедшей ныне великой пост поделали липовые лодки, сажен по шести и по семи, и на тех лодках хотели ныне весною итить на Хопер и на Дон, знатно — к тем же ворам, Булавину с товарищи, в согласие. А о том воровстве в Талецком все крестьяне знают, потому что приехали в село товарищи Тимофея Соловкова, который своего сына Павла отпустил в побег к тем ворам, Булавину с товарищи, и о бунтовстве Булавина сказывали. Да и из Тамбова о том есть многие ведомости.
— О других деревнях что знаешь?
— Той же архиерейской вотчины новопоселенной деревни Русской, Корочан тож, которая близко от Пристанского городка, крестьяне все отложились и пристали к воровским казакам Булавину с товарищи и выбрали меж себя атаманов и есаулов.
— Кто тебе о том сказал?
— Монастырский служка Автамон Гордеев, который в той деревне был вместо прикащика и от них, воров Булавиной станицы, ограблен, пришел в Тамбов.
Выяснилось, что изветчик Томахин, несомненно, из зажиточных крестьян, еще в прошлом году вместе со своим братом Евсеем донесли в московский Монастырский приказ [25], что их односельчане хотели убить приказчика Дмитрия Сунбурова, присланного из Москвы; «и за то у брата моего Евсея, — сетовал Томахин, — из них, талецких жителей, неведомо хто сожгли гумно с хлебом».
о «шатости» крестьян тамбовских деревень, близких к хоперским казачьим городам, писал Меншикову Волконский:
— Те крестьяне возмутились и к их воровским прелестям склонились и с ними в единогласии. А иные к ним, ворам, и в помощь отпустили по нескольку от себя.
— Кроме худости, добра ждать нечего, естьли оплошиться и запустить вдаль (дальше. —
Относительно этих мятежных сел, среди которых — и владения самого светлейшего князя, воевода испрашивает у него инструкций:
— Что им чинить: их домы, селища истреблять ли? В том числе многие (имеются в виду «пущие заводчики» из крестьян, выбранные ими по донскому обычаю в атаманы и есаулы. —
Волконский, родовитый крепостник, негодование и ненависть которого к «подлым» людям, повстанцам переливаются через край, просит другого крепостника, из «новой» знати, царского любимца Меншикова, прислать «статьи» с указанием, кому из «воров» какое наказание учинять, когда он пойдет из Козлова с полками в те деревни и казачьи городки по Хопру и Дону. Воеводу до бешенства возмущает, что эти «отложившиеся» крестьяне «весьма к воровскому согласью на всякую злохитрость умышленного их воровства в твердости замерзели», «с виной» к нему и в Тамбов не приходят; «а у нас здесь народ в Козлове, а паче в Тамбове» из-за отсутствия воинских подкреплений из Москвы «зело особливо ставятца» — Волконский опасается, что козловские и тамбовские жители тоже склонятся к «бунту», если не будет на них управы — полков из Москвы.
Сообщения, разговоры, слухи о волнениях в Тамбовском уезде распространялись повсюду. Голицын из Киева писал о них Петру в армию:
— А ныне из Белагорода пишут: оной вор Булавин во многом собрании кругом Танбова села разорил и город осадил. И некоторые бутто танбовские жители склонны к ево воровству показались.
Белгородские власти вестью об осаде Тамбова Булавиным ввели Голицына в заблуждение. Ни тогда, в апреле, ни позднее повстанцы Тамбов не осаждали. Характерно то, что об этом говорили в центральном городе Белгородского разряда. Голицын испытывает явное беспокойство. Как и по другому случаю:
— Указом вашим, государевым, велено в апреле выслать из Белогородского разряду 23 000 на работу в Троицкой и в Азов. А належит путь итти работникам через донские городки. И опасно того, чтоб оной вор Булавин не склонил бы их к возмущению: многие обвезались свойством с донскими казаками, и мног число Белогородского разряду беглых живут в донских городках.
Сокрушаясь по поводу ожидаемого расширения восстания, Голицын сообщает царю и весть, которая не может его не порадовать:
— Сего числа получил ведомость: Булавина жена с сыном, которому полгода, привезена в Белгород.
Движение набирало силу. Но случались и осечки. В середине апреля Лукьян Хохлач с отрядом в 500 человек на реке Битюге пытался отогнать лошадей из драгунских караванов. Но при переправе через реку на него напал драгунский эскадрон подполковника В. А. Рыкмана. «Жестокий бой» длился с первого часа дня, то есть с рассвета, до середины дня. Каратели разбили повстанцев, многих убили во время сражения, других преследовали и убивали «версты с 4» по стели; третьи тонули в Битюге. Повстанцы оставили врагу шесть знамен, бунчук, четыре пищали, немало лошадей, пожитков. В плен попали бунчужный и еще восемь повстанцев. В Воронеже «в роспросех и с пыток те взятые воры... говорили про умножительное их собранство и возмущение всенародное казачье и из новопоселенных новых мест уездов разных городов, от