неоазиатском строе) разных наций друг другу.
(45) Как это ни парадоксально, руководимые из Москвы коммунисты боролись за формирование молодых наций на территории СССР — за формирование их национальной бюрократии, национальной письменности, литературного языка и вообще национальной культуры — зачастую
«Если в России идеи социализма не оказались в плену империалистических традиций, то какой смысл затевать для угнетенных народов алфавиты и создавать новые литературные языки из их разговорных диалектов?» [202, с. 154]
Валидов был настолько ослеплен своим пантюркизмом, что даже не заметил комизма этой своей фразы. И правда, какое жуткое империалистическое угнетение народов — помогать создавать им свою национальную письменность и свой национальный литературный язык… То ли дело — помешать тюркским народам на территории разрушенной Октябрьской революцией Российской империи стать полноценными нациями, вновь растворить их в общетюркском бульоне, воспрепятствовать развитию их собственных литературных языков, их национальной письменности — и тем самым сделать их удобным объектом культурной и политической экспансии
Турецкий империализм хорошо заплатил Заки Валидову за такую «национально-освободительную борьбу»: когда он сбежал в Турцию, там его сделали профессором Стамбульского университета. И в то время, когда башкирский народ становился нацией при помощи и под надежной защитой всего Советского Союза, господин профессор строил козни против СССР —
Вот и думай после этого, кто оказался более последовательным
(46) И притом очень неспешно. Всего лишь четверть века назад женщины, согласно докладу ООН 1980 г., выполняли почти две трети всей работы в мире (при том, что составляли — так же, как и сейчас — около половины населения мира), получали одну десятую мирового дохода и владели меньше чем одной сотой мировой собственности [цит. по: 61, с. 204]. С тех пор положение дел хотя и изменилось в направлении уменьшения неравенства мужчин и женщин, но крайне несущественно.
Кроме того, равенство мужчины и женщины даже в самом высокоразвитом и либеральном современном государстве — это
«Превращение отношения между товарами в вещь с „призрачной предметностью“, таким образом, не может остановиться на том, что все предметы, удовлетворяющие потребности, становятся товарами. Оно запечатлевает свою структуру на всем сознании человека: его свойства и способности уже больше не сливаются в органическом единстве личности, а выступают как „вещи“, которыми он „владеет“ и которые он „отчуждает“ точно так же, как разные предметы внешнего мира. И не существует, естественно, никакой формы отношений между людьми, ни одной возможности у человека проявить свои физические и психические „свойства“, которая бы не подпадала все больше под власть этой формы предметности. Достаточно лишь вспомнить о семье, о ее развитии в XIX веке, когда Кант с присущей великим мыслителям наивно циничной откровенностью ясно зафиксировал этот факт: „Половое общение — это взаимное использование одним человеком половых органов и половой способности другого“, — заявляет Кант. — Брак есть „соединение двух лиц разного пола ради пожизненного обладания половыми свойствами друг друга“» [375, c. 194–195].
(47) О том, как воспитываются дети эксплуатируемых классов в современном мегаполисе, с замечательно ясной образностью и логической последовательностью (вообще отличающими его творчество) написал выдающийся писатель, лидер фашистской Национал-большевистской партии, исключительно умная сволочь Эдуард Лимонов:
«У Москвы множество спальных районов. Скучные, тошнотворные, грязные, пыльные и заледенелые, в ежедневном ритме трясущихся постелей, алкогольного пота, спариваний после вечеринок эти клоповники поставляют России детей. Оторвавшись от мамкиной сиськи, дети бегут в песочницы, где им дают лопаткой по черепу, дети визжат, знакомятся со свинцовыми мерзостями жизни и, обнаруживая себя в России, на планете Земля, в ужасе ревут. Это наши — НБП дети. К 13 годам они, прочтя все доступные книжки и поняв, что не разобрались с реальностью, начинают читать недоступные книжки. А недоступные книжки — это легенды о великих партиях XX века. Вечный соблазн фашизма и гитлеризма состоит в том, что это запрещенные романтические силы. Молодой человек, у которого ничего в жизни нет, кроме брюк, ботинок и десятка книжек, всегда солидаризируется с запрещенными силами. Прочитав все о великих партиях XX века, этот пацан, все тот же, что получил или дал лопаткой по черепу в песочнице, вдруг натыкается на наше издание. Удивительная, уму непостижимая „Лимонка“ ждет его в руках приятеля. „А это что за такая?..“ — „„Лимонка“. Ну как, не знаешь… НБП…“ Не нужно думать, что наша газета экстравагантна» [359, с. 242].
Лимонов и сам суть продукт такого же воспитания детей современным индустриальным классовым обществом. Об этом он подробно написал в автобиографической повести «Подросток Савенко» [360].
А многие до сих пор удивляются, откуда сегодня берутся фашисты в государствах, разгромивших фашистские армии шесть десятилетий назад… Да все оттуда же — из общества, в котором доминируют отношения авторитарной собственности и авторитарного же управления (а между теми, кто равен друг другу — отношения индивидуальной собственности и индивидуального управления). Из монополистического капитализма. А некоторое время назад — еще и из разлагавшегося неоазиатского общественного строя.
(48) Да и в состоянии ли подавляющее большинство современных родителей полностью контролировать развитие ребенка?.. Слова Бебеля:
«…огромное большинство родителей в состоянии дать своим детям лишь крайне неудовлетворительное воспитание. Прежде всего у преобладающего большинства родителей нет для этого времени: отцы занимаются своими делами, матери — домашним хозяйством, если они сами не работают на производстве. Но если даже у них и есть свободное время для воспитания, то в бесчисленном количестве случаев они к этому
Кстати, о воспитании: стоит обратить внимание на то, как воспитывает свое потомство постсоветская буржуазия. Например, несколько лет назад в воскресной телепередаче «Пока все дома» однажды показали известного бизнесмена Климина в кругу семьи. Между прочим, Климин объяснил, как он воспитывает сына — сидевшего рядом тихонького, вышколенного мальчика: я, мол, внушаю ему, что когда он вырастет, то ему