фрейлины выгнулась, и женщина начала терять сознание. На этот раз демон перешел в объятия бога без каких бы то ни было сложностей, практически сразу.
«Эти нити. Узнаю их. С помощью одной из них мне удалось прошлой ночью привести Эриса к последнему приюту невредимым».
«У меня нет никакого порядка, – забеспокоилась Иста. – Что-то я делаю неправильно».
Это несовершенно.
Еще один, затем еще один. Демоны стекались к ней, текли сквозь нее; быстрая, но неприятная процедура. Следующий демон принадлежал Сордсо, и он представлял собой самый сложный набор из тех, что Исте доводилось видеть. Один слой душ над другим, и все это пронизано замученным, скованным пламенем души молодого человека. Эта композиция была составлена на удивление любовно. Исте казалось, что она различает кусочки солдат, ученых, судей, рыцарей и отшельников. Все известные доблести Золотого Генерала, тщательно отобранные и отсортированные: очищенный набор совершенной мужественности. Ужасно. Как может быть нечто, созданное из душ, быть таким бездушным?
Никакой поэзии. Никакой.
«Один темный кусок души отличается от других», – заметила она, когда очередной фрагмент протек сквозь ее пальцы.
«Где? Это?.. Мне следует попытаться?..»
Иста свернула кусочек тьмы и спрятала его в глубине разума. Он продолжал пульсировать там, горячий и плотный. Где-то на границе ее материального поля зрения бронзовокожий джоконский офицер стал медленно поднимать меч и поворачиваться. Черной тенью оказался Иллвин, который тоже начал двигаться вместе… нет, вслед за ним. Иста не обращала внимания на это и продолжала освобождать душу. Рот Сордсо раскрылся в бессловесном крике, подумала она, но не как тот, кого лишили чего-то. Это больше похоже на ярость. Может быть, это вопль торжества. Или безумия.
И следующая нить… последняя.
Она посмотрела и материальным, и внутренним зрением на мертвенно бледного Фойкса, одетого в зеленый плащ и стоящего среди ошеломленных джоконских офицеров. Внутри него фиолетовая тень больше не напоминала медведя, а неровно распространилась по всему телу юноши. Исте даже показалось, что оба склонились перед ней, глядя на нее с восхищением.
Она сосредоточилась на нити, которую сжимала в призрачной руке. Поднесла к губам. И перекусила ее.
«Ох. Мне нужно было спросить разрешения?»
«Судить?» – Она отпустила конец нити.
Она скользнула в Фойкса; теперь он свободен. Или… кем бы Фойкс теперь ни был, он свободен.
Лицо Фойкса дернулось; губ приоткрылись, приобрели решительное выражение. Потом, через секунду, они растянулись в жуткой, деланной улыбке абсолютного согласия. Лживая лживость; вероломство. Он не такой простой, как кажется.
Иста едва слышала крики и суматоху, разносящиеся по палатке. Голоса стали затихать, отдаляться, очертания тел становились все менее четкими. Она последовала за чарующим Голосом.
Иста словно подошла к вратам самой себя и выглянула наружу. Головокружительное ощущение цвета и красоты, сложности и пестроты, музыки и песни, все продумано до мелочей, наполнили ее чувства. Неужели мир выглядит таким же умопомрачительным для новорожденного младенца, который, так же как и она, не знает названий того, что видит, и не знает самих понятий? Но у ребенка, напомнила она себе, есть лицо матери, ее грудь, и уже от этого он начинает дальнейшее знакомство с миром, на познание которого не хватит и жизни.
«Этот мир больше и сложнее, чем мир материи, который дал рождение моей душе и который так и остался за пределами моего понимания. Так с чего мне начать?»
«У меня не хватает слов. Я хочу видеть твое лицо».
Внезапно она оказалась в воздушном помещении, похожем на залу Порифорса. Она быстро взглянула вниз и с облегчением обнаружила, что ей даровано не только излеченное от ран, легкое, свободное от боли тело, но и одежда – очень похожая на ту, что была на ней, но без пятен и дыр. Иста подняла голову и отшатнулась.
На этот раз на нем было тело и лицо Иллвина. Перед ней стояла здоровая, полнокровная его версия, не переставшая, однако, быть высокой и худощавой. Его парадное одеяние блистало серебряной вышивкой по белому полотну, перевязь была шелковой, рукоять меча и кольцо-печать сияли на свету. Волосы, заплетенные в рокнарские косички и собранные на затылке в толстый пучок, были непогрешимо белы. Бездонные глубины его глаз уничтожали любую иллюзию сходства с человеком, несмотря на то что их чернота все же напоминала цвет глаз одного мужчины.
– Я бы с удовольствием взглянула, – признала она едва слышно, – на Иллвина с белыми волосами.
– Тогда тебе придется вернуться и немного подождать, – заметил Бастард. Его голос мало отличался по глубине и низким нотам от оригинала; он даже копировал его характерные для севера интонации. – Тебе следует воспользоваться этим шансом, а то вдруг к тому времени, как его волосы побелеют, их уже вовсе не останется?
Его тело и лицо стали примерять облик всех возможных Иллвинов во множестве различных возрастов: он был прямым и горбатым, стройным и толстым, лысым или нет. Только улыбка на его губах оставалась прежней.
– Я желаю… это. – Даже самой Исте было не до конца ясно, на кого указывала ее рука: на бога или на мужчину. – Можно войти?
Его улыбка стала мягче:
– Выбор твой, моя Иста. И раз ты не отвергаешь меня, я не стану отвергать тебя. И все же, если ты выберешь долгий путь домой, я буду ждать тебя.
– Я могу сбиться с пути. – Она отвела глаза. Безграничный покой наполнял ее. Ни боли, ни страха, ни сожалений. Их бесконечные отсутствия уступили место… чему-то еще. Чему-то новому, чему-то, о чем она даже не мечтала. Если это то, что испытал Эрис, тогда вовсе неудивительно, что он не оглянулся назад. – Так, значит, это моя смерть. И почему я ее боялась?
– Говоря как эксперт в этой области, я не сказал бы, что ты вообще боялась ее, – сухо ответил он.
Она оглянулась:
– Раем может быть не только прекращение боли, хотя и это уже кажется раем. А в следующий раз… будет больно?
Он пожал плечами:
