стричься пора, пора постричься
и куда все это делось
делось-то все
куда
Ну что ж, постиг тебя успех, избыток благ, грехов, утех. Не бойся, скоро им конец. Того гляди придет песец. И вот, настал твой звездный михх, и ты достиг вершин златыхх. Но скоро сам догонишь ты: все это лажа и понты. Того гляди придет песец. Того гляди придет песец. Равны и бомж, и президент, а жизнь – нелепый прецедент. Того гляди придет песец.
The Crack of Doom is coming soon.
Потом бандиты приходят обратно и предлагают мне сыграть с ними в покер.
Один из них одобрительно замечает:
– Что, значит, правду говорят: никогда не играйте в покер со случайными попутчиками: это опасно. Вас обдерут, как липку, потом отравят, усыпят и страшно подумать, что еще.
– У тебя семья есть? – спрашивает другой бандит.
– У меня четверо детей, – отвечаю я. – Но они будут в порядке. Я не виноват.
– Это правильно, – говорят бандиты. – Не ссы, главное.
Ночью мне снится сон, что меня допрашивают.
– Герр Ставицки, расскажите нам, что вы делали в тот вечер, когда к вам приехали Рэндл-Патрик де Грие и Манон Рико. По порядку, пожалуйста.
Тот, кто меня допрашивает, висит над столом, перевернутый вниз головой, как портрет революционера.
– Я отлично помню, что происходило в тот вечер.
– Отлично помните? Это отлично.
– Ну, еще бы, – говорю я. – Итак… – далее по порядку, про Жанну и Лину, про де Грие и Манон, как мы, зависая над улицей, чертили мелом, и кто начертил ниже всех, и кто по этой причине был выбран в лидеры партии R amp;B.
– А учредительные документы? Это очень серьезно. Поймите, Ставицки, это очень серьезно! Правая партия… В нашей стране, как вам должно быть известно, действуют и мусульманские группы, которым это могло бы не…
– Всего лишь «Богатые и красивые»! – возражаю я. – Там не было практически никакой идеологии. И никаких документов. Это вообще была всего лишь шутка, понимаете?
В этот момент я понимаю, что мне от них не избавиться до конца дней своих, и даже если меня выпустят, все равно они меня уже не выпустят, и это только начало, но сдаваться я не намерен.
– Богатые? И красивые?
Я сказал что-то лишнее? Определенно, я уже много лишнего наговорил.
– Не могли бы вы все-таки рассказать мне, что случилось?
– Нет, – возражают мне, – это вы, герр Ставицки, должны рассказать нам, что случилось. Из вашего рассказа совершенно непонятно, куда делась Манон Рико.
– Она уехала с де Грие, вот и все. С ним приехала, с ним и уехала.
– Постойте, – говорят мне. – Ведь вы встретили Манон в супермаркете, когда покупали мясо.
– Это была другая девушка. Ее звали Жанна.
– Вы уверены?
Так, стоп; я уверен, но правильно ли я уверен? а может быть?
– Я предлагаю вам подумать над этим еще.
– А что думать-то, что думать?
– Она могла называть себя и по другому, – говорят они. – Она могла быть с вами и до этого, но называться каким-нибудь другим именем, понимаете?
– Но тогда как я могу знать, кто из них – настоящая Манон?! – кричу я. – Как я могу это знать?
– Но это же очень просто. Сколько у вас всего было девушек? Отнимайте их по одной, и та, которую вы не сможете отнять, будет называться Манон…
Я просыпаюсь от шума.
Во тьме резко пахнет жвачкой «Орбит фруктовый» и одеколоном «Цитрон».
Слышен осторожный шорох и скрип.
– Израильские цилиндровые замки, – рассудительно, видимо, продолжая разговор, говорит один из моих сокамерников, – мало чем отличаются друг от друга.
– Да, – соглашается другой, – но их же просто делают вместе с дверями, это если деньги есть, то можно и сразу вместе заказать. А вообще-то мне больше нравятся итальянцы и французы.
– Итальянцы – да, французы – нет. – Эти Vachette появились в последнее время, с ог-
