– Да, – сказал Крони.
– Я бы не хотела, – сказала Гера.
У нее была привычка смотреть людям в глаза, будто она могла читать, что в них написано.
– Я бы хотел, чтобы так смотрели на меня, – сказал Станчо.
– Просто у нее такая манера, – сказала Анита Соломко, которая разливала кофе из термоса по чашкам. – Она, наверно, очень близорукая, но не догадывается. У них же нет очков.
– Ты не хочешь, чтобы я уходил? – спросил Крони.
– Да. Люди уходят от меня и никогда не возвращаются. Их съедает тьма.
– Я вернусь, – сказал Крони.
Гера остановила его жестом.
– У тебя друзья, – сказала она. – Они сильные. Пусть идут они.
– И что тебе за дело до трубаря? – Крони был не совсем искренен. Ему хотелось, чтобы Гера возразила.
– Не в тебе дело, Крони, – ответила она серьезно. – Ты живой. А вокруг все мертвые. И Лемень был живой. Мертвые остаются и существуют вокруг. А живые умирают и не возвращаются. Когда тебя не было, я привыкла к тому, что и меня скоро не будет. Но ты вернулся и изменил мою жизнь. Мне не хочется умирать и не хочется, чтобы ты исчез в Бездне. Наверно, дело не в тебе, а во мне самой.
– Я вернусь, – повторил Крони.
И они услышали шаги. Твердые, уверенные шаги, которые уже приближались к спальне.
Гера замерла, оцепенела. Прошептала: «Отец».
Крони быстро отступил к двери, нырнул за портьеру и прижался к простенку со стороны прихожей.
– У тебя кто-то был, Гера? – услышал он низкий, уверенный в себе голос директора.
– Доброе утро, отец. Брат заходил ко мне.
– Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?
– Да, отец. Спасибо.
– Странно, что брат приходил к тебе, – сказал господин Спел. – Он не должен был приходить.
– Я его звала.
Отец Геры мерно шагал по ковру, и Крони считал шаги.
– Ты хорошо выглядишь.
Крони непонятно было, осуждает он ее за это или радуется, что дочери лучше. Скорее всего, он просто отмечал этот факт, как отмечал перегоревшую лампу или сломанный лифт. Равнодушно, хоть и с некоторым раздражением, которому не позволял вылиться наружу.
– Отец, зачем ты пришел? Мне стало хуже, и я хочу лечь…
– Ты права. Мне тоже надо спешить. Какие бы ни были между нами размолвки в прошлом, ты – моя дочь и я твой отец. И надеюсь, что могу тебе доверять.
– Я тебе тоже доверяла, но ты предал меня.
– Я бы его не спас, зато погубил бы себя. Когда мы решаем в качестве примера остальным наказать кого-то, пути назад нет.
И окончательность последних слов ставила точку на прошлом. Господин Спел не намеревался к нему возвращаться.
– Полагаю, что скоро могут произойти неожиданные перемены.
– Я тоже так думаю, – сказала Гера.
– Ты? Тебе что-нибудь сказал брат?
– У меня предчувствие.
– Больных людей иногда посещают оправданные предчувствия, – серьезно сказал господин Спел. – Это свидетельствует о том, что они ближе к богу Реду, чем мы, здоровые.
– Но мое предчувствие говорит о Городе Наверху.
– Что? – отец не понял.
– Оно говорит о том, что пришло время уйти отсюда наверх.
– У тебя начинается бред. Ты же знаешь, что наверху нельзя жить. Мои опасения куда более реальны. Сегодня ранним утром состоялся Совет директоров. Его созвал Мекиль, хотя он не имеет права это делать. На совете он сказал, что внизу возникла опасность для всего города. Бунтовщики нашли склад с оружием, и в интересах города он потребовал контроля над рудниками, фабриками и станцией, контроля над жизнью всех. Включая директоров. Ты не удивлена?
– Нет, я же знаю Мокрицу.
– Я тоже знаю его, – сказал Спел. – И знаю, что его сказка о бунтовщиках рассчитана на то, чтобы испугать стариков, которых в совете большинство, и изолировать людей энергичных и влиятельных, тех, кто стоит на его пути, – меня, Калгара и некоторых других. И я боюсь. Потому что, если он добьется полной власти, мое будущее под угрозой.
