– Всего хорошего, – сказал Олег Владиславович. – Надеюсь, до скорой встречи.
Уж такой был разговорчивый, а вдруг замолчал на целых десять минут.
– Я в пятом доме живу, – напомнила Верка, надеясь, что он тоже скажет, где живет. Может, он и хотел, но потом передумал.
Олег пошел дальше, а Верка ступила в свой переулок и стала складывать зонтик, чтобы занести его в красный коттедж.
Но она не успела дойти до коттеджа, как сзади послышался короткий крик, будто кто-то подавился и не может откашляться.
Звук был негромкий, но злой – Верка тут же кинулась обратно.
Навстречу ей с Советской на Школьную катилась чья-то голова. Или белый мяч.
Оказалось – кочан капусты. Но это Верка поняла потом.
Она перепрыгнула через кочан и увидела лежащего на асфальте Олега Владиславовича: шляпа в стороне, ножки поджаты к животу, а вокруг, как яблоки в каком-то старом кинофильме, рассыпаны картофелины.
Над Олегом стояла высокая манекенщица, которую Верка видела еще утром.
Блондинка подняла чудесную длинную ногу, обтянутую рваным чулком, и ударила носком туфли Олегу в живот.
– Ты что делаешь? – закричала Верка и кинулась на девушку.
У Верки есть такое свойство характера – сколько раз в жизни ей это мешало: и били ее, и пороли, и ругали, и выгоняли. Но если она видела что-то для себя страшное или гадкое, то словно лишалась рассудка и непременно бросалась вперед. Нельзя бросаться – побьют, обругают, уничтожат! А ей плевать. Уже и ноги, и руки, и зубы – все работает, как у дикой кошки.
Конечно, девушка кошачьей атаки не ожидала.
Она завизжала и замахала руками, отбиваясь, а Верка работала своей сумкой, как дубинкой.
И она не видела, что Олег Владиславович легко извернулся и дернул манекенщицу за ногу.
Раздался треск и вопль…
Олег стоял и смотрел на девицу, распростертую на земле. Валялась она неловко, подвернув ноги, закрыв глаза.
– Спасибо, – сказал Олег Владиславович.
Девушка застонала.
– А я думала, что она убилась, – сказала Верка.
– Будет жить, – ответил Олег, протирая очки, – но это не принципиально. В любом случае она – носитель, только использованный. Эндопаразитизм, тебе знакомо такое явление?
– Ой, а вы ей ничего не сломали?
Олег Владиславович стал оглядываться. Потом кинулся к забору. В траве валялась измятая шляпа. Он поднял шляпу, отряхнул, расправил и проворчал:
– Может, и сломал, но это непринципиально.
Девушка снова застонала.
Ох и грязной же она была! Будто никогда не мылась. Волосы свалялись. Блузка разорвана, а от горла к животу шел разрез, красный и вспухший, кое-как заживший.
– Надо «Скорую» вызвать, – сказала Верка.
– Вызову, не беспокойся. Беги скорее домой и запри дверь.
– А как вы «Скорую» вызовете?
– Ты мне надоела, крошка, – огрызнулся Олег Владиславович. Он стоял скособочившись, держался за бок, плащ мокрый, вокруг рассыпана картошка.
Олег покрутил шляпу в руках и вытащил из кармана мобильник.
Верка пошла прочь. Она была девочкой, а он подлым дядькой, который имел право приказывать.
Ей хотелось обернуться и крикнуть ему: «Я же тебя, может быть, спасла!»
Вдруг она услышала негромкий голос Олега:
– Ты чуть было все не погубила.
«Почему никто еще ни разу не сказал мне спасибо? – подумала Верка. – Все только и знают – подай, принеси, уходи, сматывайся… А добрых слов не выучили».
Глава 3
Верка сделала первые шаги с неохотой. Ее тянуло обернуться, может, даже побежать обратно. Ей было страшно за Олега Владиславовича.
Но с каждым шагом, отделяющим ее от Советской, желание вернуться усыхало. Верке все больше хотелось спрятаться дома, запереться, включить телевизор, в котором осталось всего два цвета – синий и желтый, и ждать утра.
Ворота в дом, где жила женщина с ребеночком, были закрыты. Что же теперь делать с зонтиком?
Верка остановилась в нерешительности. А потом подумала: ведь дождик идет, что ей, снова промокать, что ли?
Навстречу ковылял Папаня в кроличьей шапке, одно ухо вниз, другое вбок. Ему когда-то давно на арктической полярной станции ногу отморозило, с тех пор пьет на всю пенсию. Дети его из Москвы выгнали. Еще один несчастный человек. И что странно – живет в прошлом. Все хорошо помнит, что в Арктике было и в поселке тоже – лет десять назад. А Папаня – это у него прозвище, а не фамилия.
– Привет тебе, Верунь, – сказал он. – Как твоя бабка – злая колючка?
– Я у нее в больнице была. Скажи, Папаня, а давно в этот дом въехали?
– Таинственная история, – сказал Папаня. – Я заинтригован. Владелец – строитель из люберецких – погиб в своем черном «Запорожце». – И Папаня расхохотался. Ему самому стало смешно, что бывают черные «Запорожцы». – А домишко-теремишко остался бесхозным. Может, и купят. А может, несчастливая собственность, медведь ему в душу!
– Эта женщина купила дом?
– Сомневаюсь. Они позавчера въехали, и, скажу тебе, без багажа. На джипе с чемоданами, но без ничего. Даже мебели не видать.
– Там, наверное, своя есть?
– То ли есть, то ли нет, то ли за год пришла в негодность. Как Маринка, пишет?
Верка не ответила. Папаня отлично знал, если не забыл по пьянке, что Веркина мать погибла.
– Бороться и искать, – торжественно сказал Папаня. – Найти и не сдаваться. Это слова, можно сказать, полярного героя капитана Скотта. Он не сдался, но погиб на обратном пути с Южного полюса. Бороться и искать. Ты свою маму хорошо поискала?
– Я пошла, Папаня, – сказала Верка.
Нос у Папани красный, а на конце повисла капля – дождевая, наверное.
– Я не шучу, – сказал Папаня. – У меня есть предчувствие, что жива твоя мамаша, душевный человек крайней красоты и обаяния. Ты ее не помнишь?
– Почему не помню? – взъярилась Верка. – Мне семь лет было. Я все помню.
– Тогда – бороться и искать. Искать и искать! Мы в Арктике только так и боролись. Только не всех нашли. Папанина нашли, а Леваневского не отыскали. Тебе понятно? – Он не стал ждать ответа, а добавил: – Пойду, а то ларек закроют, и останусь я на всю ночь без живительной влаги. А если моя любимая явится во сне, а я трезвый?
Тявкнула сирена «Скорой помощи».
Верка обернулась. Белая машина с красной полосой тормозила у входа в переулок. Значит, Олег вызвал все же к бомжихе врачей.
Даже стало легче.
Неожиданно ворота коттеджа приоткрылись, и в щель протиснулся ребеночек.
– Что? – крикнуло дитя. – Что происходит?
Дитя смотрело на Верку настойчиво и пристально, как сова.
– Прости, – сказала Верка. – Я зонтик хотела отдать.
– Оставь себе, – махнул рукой ребенок.
Верка кинула ему зонтик. Вот и хорошо – все сомнения позади.
