Дошла очередь до Кима.
Ким выслушал вопрос и с вежливой улыбкой отказался принять шоссе за железную дорогу и осмелился поправить разведчика, который откровенно ошибся на порядок в определении расстояния между позициями.
Ну что ж, подумал я. Последуем его примеру.
Что я и сделал. Притом, руководствуясь старинной наукой, которая некогда именовалась физиогномистикой, постарался быть похожим в глазах штабиста на его сына, если таковой имеется, и на его мечту о сыне, если такового нет.
Разведчик ничем не выдал овладевших или не овладевших им чувств. Помимо нас испытание в азах штабных дел выдержал розовощекий комсомолец. То есть он мог и не быть комсомольцем, но его рожа так и просилась на плакат.
Так прошли сутки.
Я не могу сказать точно, так как часы у нас отобрали на входе в эту обитель, и когда кто-то, очнувшись, попытался напомнить о часах, ему обещали их вернуть, когда будет можно. Из этого я сделал заключение, что здесь свои понятия о времени.
И все же у меня было ощущение прошедших суток, может, от страшной усталости в мозгу – нас опустошали, проверяли, наполняли, провоцировали, учили почти беспрерывно. Разок нас покормили – в том же зале, где мы должны были ночевать, покормили скудно – кашей с жидким чаем. Но и каша и чай были безвкусны, хотя это не вызвало ни у кого возмущения – во мне, да и, наверное, в остальных не было тяги к пище. Поели – и бог с ним, забыли.
Потом я помню, как в перерыве между занятиями либо беседами мы сидели в рядок на скамейке, протянутой вдоль стены нашей казармы. Кто-то курил. Мне курить не хотелось. Вообще-то я курю, особенно когда переживаю. А сейчас не хотелось.
Ким, сидевший рядом, произнес, глядя перед собой:
– Странно. Я знаю, что у меня в городе мать осталась. Точно знаю. А не могу ее вспомнить. Я стал бумажник искать – потом вспомнил, что, когда мы уезжали на это задание, у меня отобрали бумажник. У тебя тоже?
– И у меня.
– Жалко. Я не думал, что мы будем так близко от нашего города.
– А ты помнишь, как раньше воевал?
Ким нахмурился. Почесал серые, тугие космы, посмотрел на меня – глаза у него были прозрачно- зеленые, ослепительные глаза. На такой испитой роже и такие чистые глаза!
Он должен был бы спросить сейчас – где раздобыть выпивку. Но он не спрашивал об этом. Как будто и у него желания угасли.
– Раньше воевал? – повторил он мой вопрос. – Наверное, воевал. Я же многое помню, какие-то вещи – несвязные, но помню.
– Можно, дам совет? – спросил я.
– Давай.
– Может, здесь не стоит рассказывать о том, что вспоминаешь.
– Здесь особый случай. Мы не на чужого дядю пашем, мы свой дом защищаем.
– Правильно, – согласился я. – Свой дом.
Он верил.
В наши головы, спасибо Якову Савельичу, что сделал во мне шторку, введено убеждение в том, что мы – последний рубеж на пути врага к твоей родной хате. Хорошая идея. Уже ради нее стоило отправиться в этот вояж.
Наконец-то какая-то умная голова придумала вариант идеального наемника. Он сражается не за деньги, не за какие-то там привилегии – он стоит за святое дело! Ну просто чудо, какая умная голова!
– А я помню, – сказал Цыган. Он молчал сегодня весь день, а тут вдруг заговорил. – Я сестренку помню. Ее убили. Бомбежка была, и убили, истребители прилетели.
Эй, Цыган, хотел я остановить его. Надо помолчать. По тому, что мне пришлось здесь увидеть, никаких технических средств ведения войны здесь не наблюдается. Лук, стрелы, меч, какой-то дракон, что-то о воздушном шаре и зажигательной бомбе – странное сочетание терминологии наших дней, полевых карт, кинопроектора... кстати, а как же крутился кинопроектор? Я постарался вспомнить. Изображение двигалось неровно, рывками, а сзади стоял человек и крутил ручку – конечно, он крутил проектор вручную. Но откуда появлялось изображение на экране? Значит, какая-то лампа в проекторе была. Странный мир, мир-ублюдок. Как будто мир будущего – мир после атомной войны, разваленный, расколотый, скатившийся к дикости и в то же время сохранивший в чем-то память о своем прошлом и цепляющийся за эти реалии.
Эта идея мне показалась плодотворной, и я принял ее в качестве рабочей гипотезы. Теперь посмотрим, насколько она ложится на то, что происходит вокруг.
Впрочем, решение такой задачи найти нетрудно. Для этого надо увидеть все, что осталось от прошлого. И в первую очередь город – тот город, который мы защищаем и который, как нам уже вдолбили в головы, наш родной дом.
Я посмотрел вокруг – из местного начальства никого не было, и никто не слышал слов Цыгана, которые могли оказаться крамольными. Из всех лекций и бесед я вынес заключение, что некоторые достижения цивилизации, которые мы воспринимаем как должное, здесь не только не существуют, но знать об их существовании не следует. Так что лучше Цыгану молчать.
Ким сообразил раньше меня.
– Цыган, – сказал он. – Ты бы помолчал.
