Коршун выхватил свой меч, короткий и зазубренный, и кинулся к выходу из ямы.
– Стой! – крикнул вслед граф Шейн.
Тот даже не оглянулся.
Разведчик, видно, был готов к такой реакции Коршуна. Он держал в руке небольшую трубку. Поднес ее к губам и как бы свистнул. Оттуда вылетела маленькая стрелка, которая настигла Коршуна, когда он уже бежал по траншее, разыскивая место, где выбраться наверх.
Пробежав еще два или три шага, Коршун с размаху упал лицом вниз.
– Вы убили его! – воскликнул я.
– Проснется, – отмахнулся Шейн.
Кто-то из новобранцев хотел было подбежать к командиру роты.
– Внимание! – начал Шейн. – Смотреть на меня. И слушать внимательно. Сейчас вы просмотрели короткий фильм, снятый нашими разведчиками после того, как ублюдки захватили наш госпиталь. Вы видели, что они делают с нашими пленными, с беспомощными ранеными. Видели?
В ответ – согласное гудение.
– Вы видели, что они делают с медсестрами, которые попали к ним в плен, только потому, что мы плохо сражаемся, мы слабо деремся! Позор нам!
– Позор, позор! – нестройно отвечали солдаты.
Мне захотелось спросить Шейна: зачем же разведчик наблюдал и никто не вмешался? Я был убежден: было бы желание – могли вмешаться и остановить изуверство.
– Если вы отступите сегодня еще на шаг, то эти несчастья падут на головы ваших близких и наш родной город... родной город... – Спазм перехватил горло разведчика, на несколько секунд он потерял дар речи. Мы подавленно молчали.
– Нашего родного города больше не будет, – неожиданно завершил речь Шейна патер-лама.
Заверещала сирена.
– Начало боевого времени! – крикнул патер-лама.
Маска, которую я надел впервые, была тяжелой и натирала подбородок. Долго ее не потаскаешь.
Патер-лама и Мордвин стали выгонять солдат наружу из канавы. Там что-то должно было произойти, и нам следовало это увидеть.
Ребята собирались молча, подвязывали поудобнее маски, проверяли луки и обувь – они были профессионалами. Они знали, что воевать надо так, чтобы было удобно.
Друг на друга они не смотрели – они были подавлены фильмом, который им показали. А я сомневался, действительно ли он снят или это очередная фальсификация, как сфальсифицирован город и река. Надо спросить у Коршуна, что его так взбесило?
Я подошел к командиру роты.
– Придет в себя, поверьте моему опыту, – сказал разведчик.
– Это было? – спросил я.
– Вы думаете, что мы это подстроили? Что головы отрезали у кур, а насиловали резиновую куклу?
В самом тоне был ответ на мой вопрос.
– Зачем они это делают?
– Они нас ненавидят.
– А мы?
– Мы должны тоже ненавидеть. Без этого победа невозможна. Моя работа – поддерживать ненависть. «Убей немца!» Знаете, кто так писал? Один известный гуманист. Убей любого немца!
– Мы тоже убиваем пленных?
– Обязательно, – ответил полковник.
Он вытащил из кармана на кителе тонкую серебристую маску, сделанную, видно, из шелка. Он надел ее на себя и издали стал похож на любого из нас. Только мы таскали на физиономии железяку, а он обходился легкой чадрой.
– Равноправия не бывает, – улыбнулся он, угадав мой взгляд.
Затем он пощупал пульс у Коршуна.
– Скоро придет в себя, и мы увидим нового мстителя.
– Трудно поверить, что это не инсценировка.
– Ваша воля. Нам пора.
Затрубили трубы. Откуда-то сверху.
– Разве вы не хотели со мной поговорить? – спросил я.
– По окончании боевого времени, – сказал Шейн, – мы с вами поговорим не спеша.
Он легко оттолкнулся от стенки траншеи и выскочил наверх – словно взлетел. Его плотное тело было слеплено из тугой резины.
