Я подошел к нему и, проведя пальцами в том месте, почувствовал вертикальную полоску.
– Дверь открывается снаружи, с той стороны. А здесь есть ориентир. Видите сухое дерево, раздвоенное?
Сухая сосна поднималась за нашими спинами.
– Ее видно снаружи. Я как-то подходил к этой двери.
– А как она отпирается?
– Она не заперта. Она сейчас – одно целое со стеной.
Я толкнул стену за полоской разрыва. Ничего не произошло.
– Что же вы предлагаете делать? – спросил я.
– Я думал, что вы знаете. Вы же просили привести вас сюда.
У меня возникло подозрение, что Шейну известен мой секрет. Чего быть не могло, ведь в Меховске не осталось ни одного человека, который знал бы о моих московских занятиях.
– Я могу попытаться, – сказал я.
– Вы пройдете сквозь стену?
– Как высоко отсюда до балкона?
– Раньше воюющим сторонам разрешали иметь воздушные шары при условии, что они поднимаются только на сто локтей. Но кто-то поднимался выше. Такие шары сбивали. А это, я вам скажу, увлекательное зрелище. С шаров кидают вниз горшки, наполненные греческим огнем – горючей смесью. Горшки вдребезги, люди горят!
– Значит, минимальная высота, на которой живут боги, пятьдесят метров?
– Наверное, чуть больше. Но воздушного шара мне для вас не найти.
– Допустим, я окажусь снаружи. Я смогу открыть дверь?
– Снаружи – сможете.
– А как мне ее отыскать?
– Вам не добраться до балкона.
– Это мои проблемы, граф. Допустим, я оказался там...
– Снаружи... вам покажется, что вы попали на большой старый стадион. Балкон – правительственная ложа, вынесенная над футбольным полем. А сзади – коридоры, лестницы, туалеты, служебные помещения... Все как обычно.
– Дальше!
– Дверь, которая ведет сюда, расположена в платяном шкафу сорок шестой комнаты под северной трибуной.
– У вас хорошая память, граф.
– Не жалуюсь. Но как вы собираетесь туда попасть?
– Увидите. Я не буду ничего от вас скрывать. Но прошу вас, не удивляйтесь и не пугайтесь.
– Меня трудно напугать.
– У каждого свои представления о путешествиях. Я смогу попасть на балкон.
Он полез за пазуху, вытащил оттуда сложенную, расшитую позументами каскетку наподобие бейсбольной, с необычным гербом впереди.
– Это вам может пригодиться снаружи, – сказал он. – Такие носят служители.
– Спасибо. – Я надел головной убор, он был чуть мал.
– И главное, – попросил он, – если попадетесь, не говорите о моем участии в этой авантюре. Мне хочется еще немного пожить.
– Они обычно пытают или сразу расстреливают?
– Когда как, – обреченно сказал Шейн, который решил, что я его обязательно выдам. Непроизвольно его рука, рука разведчика, который не любит оставлять нежелательных свидетелей, потянулась к рукоятке кинжала, заткнутого за пояс.
– Не беспокойтесь, граф, – сказал я, – постараюсь вас не подводить, а если вам захочется сейчас воткнуть мне ножик в спину, вы этим ничего не добьетесь. Останетесь один, и вас, по вашим же словам, завтра уберут.
– Вы заблуждаетесь, – ответил граф, – я не собирался причинить вам вред.
– Тогда – счастливо оставаться! Ждите меня у двери через полчаса!
Я отошел на несколько шагов, прикинув, что стены изгибаются внутрь. Мне надо будет лететь под углом, как круто поднимающийся реактивный истребитель.
А вдруг не получится? Я в этом мире толком еще не летал. И слишком мало использовал свои способности. Калерия обещала, что мной займется главный психолог института Мирский, но Мирский постоянно был занят на симпозиумах, а я – на заданиях. Так мы и не совпали.
Я представил, как поднимаюсь над этой мертвой долиной.
