Видно, он почувствовал мои колебания.
– Меня бояться не следует, – сказал он. – Я доказал, что не предам.
– Может, у вас не было еще возможности?
– Возможность предать всегда найдется. – Он улыбнулся.
– Коршуну нужна настоящая медицинская помощь, – сказал я.
– Наверное. Но не бойся, он живучий. Мы все, ветераны, живучие. Мы вырабатывали эту живучесть месяцами боев. В основном погибают новички. А если ты пробыл на фронте два-три месяца, у тебя увеличиваются шансы прожить долго. До целенаправленной пули. Так кого ты здесь видел?
– Я разговаривал с Александрой, – сказал я. – И она, насколько понимаю, не стала доносить на меня.
Шейн не удивился имени. Оно было ему знакомо.
– А зачем ей тебя предавать? И кому?
– А с кем она здесь?
– С вождями ветеранского движения, – почти серьезно сказал разведчик. – Они сюда прибыли, чтобы присутствовать при войне. И нажиться на ней.
– Но Александра? Из-за Порейки?
– Считай, что так, – сказал полковник. Он лгал. Второй раз.
– А что делать дальше?
– Дальше я бы попросил тебя... – Он тяжело поднялся, держась рукой за стену. – Здесь воздух плохой, – пояснил он. – Изгоняет из тебя жизнь за полгода... О чем я? Да, я хотел бы попросить тебя побыть немного с Коршуном. Ему может стать хуже... Мало ли что? Мне не хочется, чтобы Коршун погиб здесь.
– А вы?
– Мне надо посмотреть, где люди, с кем я могу увидеться. Это в наших общих интересах.
Мне не хотелось оставаться здесь. Как в ловушке. Кто войдет – может взять меня голыми руками. Но и кричать вслед разведчику: «Я с вами! Не покидайте меня!» – я не мог.
Я стоял посреди комнаты. Коршун лежал у моих ног, скрытый столами от случайного взгляда от двери.
Мне было слышно, как шаги Шейна быстро удаляются по коридору.
Я попал в глупое положение. Вместо того чтобы разведывать, вынюхивать, узнавать, я стал игрушкой в руках человека, целей которого не понимал.
Чтобы не тратить времени даром, я решил заняться Коршуном.
Раненный и измученный, он еще более стал походить на хищную птицу, лицо потемнело, осунулось – нос, чуть загнутый вниз, смотрелся клювом.
Я вынул из шкафа шляпу и подложил под голову Коршуна. Больше ничего, заменяющего подушку, в комнате не оказалось.
Коршун был обнажен по пояс, вместо бинтов врачи использовали не очень чистые тряпки, но и в этом я вряд ли мог бы помочь своему командиру роты. Чище тряпок у меня не было. Так что мне ничего не оставалось, как поправить повязки, одну из них перемотать снова.
Тут Коршуну стало больно, он открыл глаза, узнал меня.
– Меня Гришка сюда приволок? – тихо спросил он.
– Я не знаю. Это разведчик. Граф Шейн.
– Гришка, – сказал Коршун. – Я его откуда-то знаю. Давно. Но все время ускользает. Откуда у меня с памятью неразбериха? Две памяти, две жизни. Тебе скучно?
– Мне не скучно. А почему Гришка?
– Когда-то и где-то он был Гришкой. Ты не понимаешь?
– Кажется, понимаю.
– Жалко, что меня не убили. Ты видел, что ублюдки с Надин сделали?
– А ты уверен, что так и было?
– А ты не уверен? – Его взгляд стал осмысленным и острым.
– Я здесь ни в чем не уверен.
– А почему? – Постепенно дар речи возвращался к нему.
– Кто и зачем пришел в госпиталь с видеокамерой? Разве не странно, что ублюдки ни разу не обернулись и не заметили, что их снимают?
Коршун думал. Но так ничего и не сказал.
Я подошел к двери, чуть-чуть приоткрыл ее и выглянул в коридор.
Там было пусто.
– Пить хочется, – сказал Коршун. – Жутко как хочется. Я славно этому гаду врезал?
