Помощник судьи, прежде чем повернуть песочные часы, выстукивал по медному треугольнику гвоздем, часто, как пульс, – это было время перерыва.
Вместо мечей противникам выдали сабли.
Перерыв кончился. Коршун протискивался в сторону медиков, благо никто не обращал на него внимания. Коршун добрался до них и тогда узнал Надин. Хоть и в маске – он узнал ее по фигуре, по рукам. Она тоже сделала движение в его сторону. Коршун угадал глаза в прорезях металлической маски и краешек красного платка, выбивавшегося из-под металла.
– Ну как ты? – спросил Коршун тихо.
– Ничего нового? – спросила Надин, и Коршун расстроился. Он и не думал о Шундарае, а она о нем думала.
– Даже если они поймают его, – сказал Коршун, – они нам не скажут. Мы доживем до конца нашей кармы и никогда не узнаем.
– Ты посмотри у него в сундучке, – попросила Надин. – Нет ли там чего-нибудь обо мне. Мне не хотелось бы оставлять для чужих людей.
– А что там может быть? – Коршун не стал признаваться ей, что уже копался в сундучке Шундарая.
– Там мои фото и письма, – сказала она. – Конверт. Принесешь?
– Принесу.
– Обещаешь?
– Одну фотографию я оставлю себе.
– Глупый, это никому не нужно.
– И тебе не нужно?
– И мне не нужно, – ответила она жестко. – Только письма не читай.
– Тогда я возьму фото.
– Возьми. Как хочешь.
Громко закричали вокруг.
Коршун посмотрел на поле.
Наш рыцарь смог задеть ублюдка по левой руке. И даже, кажется, отрубил ему пальцы. Тот завизжал – отпрыгнул в сторону, кровь лилась на землю.
Наш рыцарь сразу пошел вперед – добить. Он понимал, что это надо сделать до удара гонга, потому что в перерыве ассистенты завяжут руку, остановят кровь, а последний раунд был на дубинках, и еще неизвестно, чем все кончится.
Наш рыцарь пошел вперед, а враг, прижав к груди окровавленную руку, отбивался саблей. И ясно было, что он не сумеет удержаться, уж очень сильно шла кровь.
Коршуну даже показалось, что ублюдок пошатывается, – видно, бой окончится раньше, чем обычно. И боги, которые всегда следят за боем людей, будут недовольны.
И все бы кончилось так, как рассчитал Коршун, если бы не чертова лунка – ямка в сухой земле. Наш рыцарь попал в нее носком башмака в тот момент, когда рванулся вперед, чтобы нанести удар по шее ублюдка.
Рыцарь потерял равновесие – на секунду, сделал лишний шаг и подставил бок врагу.
Тот с оттяжкой ударил саблей по боку и разрезал кожаную куртку – сбоку она без железных пластин: туда редко удается достать.
Коршуну было видно, что сабля исчезла в боку рыцаря, как нож исчезает в буханке хлеба. Рыцарь потерял равновесие и отступил не столько от слабости, как от желания избежать нового удара саблей.
Его враг снова занес саблю для удара.
Наш рыцарь все отступал назад. Он не мог зажать рану, потому что она была с правой стороны – рука была занята саблей.
Наш рыцарь сообразил – он перекинул саблю в другую руку – и попытался сам перейти в атаку.
– Нет, – сказал Коршун – он заметил, что Надин вцепилась ему ногтями в ладонь, – не сможет. Сабля глубоко прошла. Что там у него?
– Печень, – сказала Надин.
Коршун слышал, как переговаривались доктора – они обсуждали характер раны и тоже, видно, пришли к мнению, что нашему рыцарю не выкарабкаться.
Но это так, вполуха. Ему было больно от ногтей Надин, но он не смел вырвать руку – от этой боли исходила сладость.
Оба рыцаря обливались кровью.
Наш рыцарь все же добрался концом сабли до шеи противника и резанул по открывшейся полоске кожи. Но только концом лезвия – и хоть кровь брызнула оттуда, но рана была неглубокая. Зато ублюдок завопил так, что слышно, наверное, до самых облаков, и ударил нашего рыцаря.
И удар ублюдка был мастерским. Таким, что голова нашего рыцаря некоторое время стояла, наклонившись под углом к шее, словно он хотел близоруко разглядеть врага, а потом он стал падать – сначала на колени, – рука с саблей еще совершала движение к врагу, но тот следующим умелым ударом отрубил кисть с саблей – видно, острая у него была сабля. И все же наш богатырь продолжал бороться – он
