Потом зона старых канав кончилась, пошла свалка, тоже давно уже не свалка, а просто спрессованное вещество. Еще лет сто – и можно будет здесь хлопок сеять!
Он утомился, пока добрался до своих, – видно, день оказался слишком длинным и тяжелым. Но бывает же такое совпадение – уже недалеко от своих окопов он увидел воина в шлеме с гребнем – вернее всего, свой. И фигура осторожно плелась в том же направлении.
– Стой! – негромко окликнул солдата Коршун.
Тот кинулся плашмя на землю. Видно, потерял оружие.
– Не двигаться! – Коршун подошел ближе и по рваному локтю, по подошвам сапог, по повороту головы догадался – Золотуха!
Вот радость-то!
– Вставай, Золотуха, – сказал он. – Значит, дезертировать вздумал?
Золотуха осторожно поднялся. Глаза сверкали в прорезях маски – черные, острые, настороженные.
– Я к нашим шел, – сказал он.
Золотуха тупой, он не сразу догадался, что перед ним Коршун.
– Вижу, что к нашим, – сказал Коршун. – Пошутил я.
– Ой, Коршун! – Золотуха узнал голос и обрадовался. – Теперь не пропадем.
– А чего без оружия? – спросил Коршун.
Он знал, почему Золотуха идет без оружия, но хотел приложить его: есть правило – если на тебе нет никакого оружия, тебя могут взять в плен. Ты попал в расположение врага, в засаду, в окружение – вставай и кричи: я чистый!
Враги подойдут, проверят. И говорят, что тогда оставляют в живых.
Но Коршун думал, что это – очередная солдатская легенда, как легенда про огнедышащего дракона. И майор-идеолог говорил, что это лабуда. Зачем им кормить пленного? Они нас так ненавидят, что всегда убивают. Но, видно, Золотуха решил испытать судьбу.
Коршун кинул Золотухе свой кинжал.
– Спасибо, – сказал тот.
И за дело. Потому что существовало ответное правило – если ты вернулся к своим без оружия, тебя могут наказать. Даже расстрелять.
– Мой взвод весь полег, – сказал Золотуха.
– Кто-нибудь остался. Всегда кто-нибудь остается, – ответил Коршун.
– А ты как от наших оторвался?
– Так получилось. Ты госпиталя не видал?
– А что с ним?
– Они госпиталь захватили. Всех раненых перебили и врачей, но кое-кого в плен увели.
– Вот сволочи! Какие сволочи! Я их голыми руками передушу!
– То-то и видно, что ты собрался голыми руками их душить.
Золотуха обиделся, надулся. Он был грязен как черт, даже рожа в грязи, где-то исцарапался. Но Коршуну не хотелось расспрашивать его о том, что произошло. С каждым здесь что-то происходит.
Шагов через сто они напоролись на сторожевое охранение. Дыба все же сумел навести кое-какой порядок в своем батальоне, вернее, в его остатках. Коршун с Золотухой были не первыми и не последними, кто прошел сквозь порядки ублюдков и вернулся к себе. Но еще больше людей исчезло: то ли погибли, то ли сгинули. Золотухе и Коршуну Дыба был рад. Даже не стал разносить их за поражение. Без них он оказывался единственным офицером на весь батальон, если не считать адъютанта, раненного в челюсть. Он сидел в яме и выл, держась за грязную тряпку, которой обмотали ему голову. Но госпиталя не было – некуда было эвакуировать. Зато теперь, с возвращением Коршуна и Золотухи, Дыба мог идти в штаб полка, оттуда уже не раз прибегали, вызывали.
Золотуху оставили командовать в батальоне, адъютанта один из солдат повел в тыл, а Дыба с Коршуном пошли в штаб полка, который теперь прятался в неустроенной канаве с обсыпавшимися стенками. По дороге Коршун спросил Дыбу:
– Что будем говорить?
– Сначала их послушаем, – ответил Дыба. – Узнаем, в чем мы виноваты.
– Мы во всем виноваты, – сказал Коршун.
– Знаю. Но послушать придется.
Они не зря ждали упреков. Положение полка было настолько плачевным, что даже жалкие остатки батальона Дыбы были спасением от полного позора. Оказывается, прорыв произошел не только на участке роты Коршуна. Ублюдки в нескольких местах быстро прошли в тыл, и, как признался командир полка, который был далеко не так воинствен в каске и маске, потому что пропал из веера боевой суворовский хохолок, только сигнал к окончанию боевого времени спас часть от полного разгрома.
– А где наш стратегический резерв? – спросил командир у Дыбы.
Дыба пожимал плечами и отмалчивался. Он не подозревал о существовании стратегического резерва, его не касались такие высокие проблемы.
