Время тянулось медленно – часы над стойкой постукивали маятником. Андрюша считал секунды.
«А он и не думает о Лиде, – сказал себе Андрей. – Ему и дела нет до нее. А я старался быть благородным. И отказывался видеть ее». Андрей не чувствовал, что лукавит перед собой.
– Мне не к кому обратиться, кроме тебя, – неожиданно сказал Коля. – У меня мало друзей, а друзей со средствами нет вовсе.
– Но чем я тебе могу помочь?
– Мне нужна тысяча рублей. Только одна тысяча, Андрюша. На год. Даже меньше, на полгода. Если хочешь, с процентами. Но ведь ты не возьмешь с меня процентов, правда? Только нужна полная, абсолютная тайна!
– Но у меня нет тысячи рублей!
– Ты мне говорил, что отчим открыл счет на твое имя.
– Я не могу распоряжаться счетом до совершеннолетия! Пока что я получаю только проценты. Их мне хватает на жизнь, но, честное слово, ничего не остается. Я сейчас купил билет сюда, кое-какие гостинцы, и все – я чист и гол до Нового года.
– Но твоя тетя…
– Коля, ты же знаешь, что тетя получает жалованье…
– Андрей, ты должен что-то придумать! Если ты этого не сделаешь, я застрелюсь. Это вопрос чести.
Коля обессиленно откинулся на стуле, будто пробежал целую милю. Он закрыл глаза.
– Так я и знал, – сказал он, словно Андрей отнял у него тысячу рублей, вытащил из кармана. – Так я и знал… – Он поднес руку ко лбу. Это было изящно, но Андрею жест показался слишком театральным.
– Вам подать еще чего-нибудь, молодые люди? – спросил Циппельман, не подходя из деликатности близко.
– Нет, спасибо, – сказал Андрей. – Мы сейчас уходим.
Коля поднялся, как будто эти слова были командой. Не глядя на Андрея, подошел к круглой вешалке, взял свою шинель и, не надевая фуражки, пошел к выходу. Андрей задержался, расплачиваясь.
Пасмурный день перешел в тоскливый зимний вечер. На Пушкинской зажглись желтые фонари. Люди спешили домой со службы, и потому магазины на короткое время оживились. Коля стоял у витрины колбасного магазина. Витрина представляла собой рог изобилия, из которого сыто и не спеша вываливались колбасы и рулеты бекона.
Андрей остановился, не зная, что делать дальше. Подойти к Коле? Или тот настолько обижен, что не станет разговаривать?
– Пошли домой, – наконец окликнул он Колю.
– Я не хочу в эту юдоль скорби, – сказал Коля. – И у меня нет рубля, чтобы напиться.
– Рубль у меня найдется, – сказал Андрей, впервые в жизни почувствовав себя старше Беккера. – Но напиваться смысла нет.
– Тебе ли говорить о смысле!
Андрей вынул из бумажника три рубля и протянул их Коле.
Тот посмотрел на деньги, как на мерзкую лягушку, и неожиданно ударил Андрея по руке. Деньги упали на мокрый тротуар.
– До свидания, – сказал Андрей и пошел прочь.
Он не оборачивался и поэтому не видел, поднял ли Беккер эту трехрублевку.
Андрей пришел в себя в семинарском саду. Уже почти стемнело, и здесь фонарей было мало – до ближнего метров пятьдесят. В полутьме голубела мокрая скамья. Андрей дошел до нее и, обессиленный, сел. Его знобило. Он подумал, что в поезде он долго стоял в тамбуре, потому что в вагоне было душно. Его могло продуть. Еще не хватало пролежать в горячке все Рождество.
Два человека шли по грязной, истоптанной за день дорожке. Оба были в глубоко надвинутых на брови картузах и бушлатах, подобных морским, которые любили носить мастеровые. Андрей вдруг испугался – на версту вокруг никого. Если что – не докричишься. От этих фигур веяло угрозой. Андрей понимал – самое разумное встать и уйти. Быстро уйти отсюда. Может, даже убежать. Но с Андреем так бывало в жизни не раз – он понимал, что надо сделать, чтобы спасти себя, но не делал, замирая и стараясь переждать опасность или беду.
Мужчины замедлили шаг, подойдя к скамейке, и Андрей, глядя на них и не различая в сумерках лиц, мысленно молился: пройдите мимо, пройдите, не останавливайтесь.
Мужчины остановились.
Один из них сказал:
– Студент, закурить не найдется?
– Я не курю, – сказал Андрей.
– А ты получше посмотри, – сказал второй со смешком.
– Честное слово, я не курю, – сказал Андрей и поднялся со скамейки.
– Это мы сейчас посмотрим, – сказал первый мужчина. – Выворачивай карманы.
Андрей начал отступать от них. Он боялся повернуться к ним спиной. Мужчины шли за ним следом точно
