в депо. К удивлению своему, Андрей понял, что спутники его – совсем молодые, а в гимназии ему казалось, что Тихон велик и стар.
В морщинках вокруг глаз Тихона, под носом, над усами была сажа, под обломанными ногтями тоже чернота. Борис был чище, одет аккуратнее. Он был мрачен и только после второй рюмки попривык к Андрею, разговорился. Они, оказывается, готовили в депо забастовку, все продумали, а приехал из Киева эсдек Мученик и велел все делать иначе. Получилось, что теперь Борис не главный, и это он переживал. А Тихон, который Борису сильно сочувствовал, достал ему выпить, но тут у них кончились деньги, а выпить хотелось – вот и подошли к студенту. Они только и собирались рупь взять, не больше, но когда студент, то есть Андрей, стал кобениться, они на него рассердились. Так что если бы не узнавание, накостыляли бы Андрею.
Потом и Борис оттаял. Он оказался славным парнем, если бы не пил, так объяснил Тихон. Он окончил реальное училище, но потом обстоятельства не сложились, Борис не объяснил – как. Пришлось уйти в механики. Он приехал в Симферополь.
– Женить Борьку надо, – утверждал Тихон. – Ты, Андрюша, нам невесту отыщи, только с образованием. Мы теперь, сам понимаешь, к свету стремимся. Предстоят большие перемены. Ты газеты читаешь? Выберем мы Борьку в Думу от революционеров. А потом, гляди, министром станет. – Тут Тихон развеселился. А Андрей вспомнил, что у него была заначенная пятерка, на самый крайний случай. Они и ее пропили.
Ушли они из трактира, когда он уже закрывался. Все трое совершенно обнищали. Железнодорожники пошли провожать Андрея, и тому было лестно и приятно, что он идет домой с двумя такими славными парнями, которые его понимают.
Когда они вышли к Салгиру, их догнал Ахметка, который возвращался домой. Ахмет отнял его у новых друзей и помог взобраться на ломовую телегу. Тихон отдавать Андрея не желал, потому что поклялся сдать его с рук на руки Марии Павловне, но Ахмет, когда узнал об этом благородном плане, вправду испугался, он представил себе, что подумает тетя Маня.
Андрей заставил Ахмета остановиться, не доезжая до дома, потому что ему надо было излить душу единственному другу, и тот послушно остановился, только заставил сначала Андрея застегнуть шинель и надеть измаранную в грязи фуражку.
Андрей рассказал ему все о Коле Беккере, и своей безответной любви к Лидочке, и о том, что он намерен завтра же ехать к Сергею Серафимовичу и просить тысячу рублей, потому что хоть Коля и подлец, но ему надо помочь, потому что жалко Нину, на которой никто не хочет жениться, и Елизавету Юльевну тоже жалко, Андрей вспомнил, что обещал принести Беккерам опий, но Ахмет сказал, что все возьмет на себя.
Тетя Маня не спала и сидела у окна, в ужасе ожидая вестника, который сообщит ей о гибели Андрюши. Она была так рада тому, что Андрей жив, что вовсе не рассердилась и сказала Ахмету, что каждый мужчина должен несколько раз согрешить таким образом, потому что в этом есть трудности возмужания. Ахмет сказал, что у него такой трудности нет, потому что он правоверный мусульманин.
Ахмет не доставил тете Мане дополнительных страданий и не рассказал о компании, в которой согрешил ее мужающий племянник. Сказал, что тот встретил товарищей по классу, а так как сильно устал с дороги, то оказался слаб.
Утром Андрей долго лежал, стараясь сообразить, что же вчера произошло. Его мозг, намеренный, видно, оберегать своего хозяина от излишних травм, сначала вспомнил, как тот общался с железнодорожниками, и долго не отдавал ему память о беседе с Беккером. Об этом Андрей вспомнил, лишь когда умывался, и ему стало так гадко, что он чертыхнулся. Тетя Маня услышала и пришла в негодование. Она решила поговорить с племянником, так как догадалась, что в Москве тот подвергается дурным влияниям.
Но Андрей опередил ее просьбой об опиуме для мадам Беккер, чем вызвал к жизни вспышку сочувственной деятельности тети Мани. Оставив Андрея завтракать, она убежала к Беккерам.
Тут появился Ахмет. Он отказался завтракать с Берестовым, но посидел с ним за столом и даже выпил чашку кофе. У Андрея разламывалась голова, но он был рад, что Ахмет пришел.
После завтрака Андрей почувствовал себя лучше. Он увел Ахмета к себе. Тот закурил папиросу «Сафо» и сообщил, что приучился к курению в Петербурге в тяжелые дни трат и загулов, и сказал потом:
– Я тебе друг или не друг?
– Друг, – согласился Андрей.
– Я могу достать тысячу рублей. Правда, не знаю, нужно ли это.
– Ты не веришь Беккеру? – спросил Андрей.
– Я не верю ему, но верю, что Беккеру позарез нужны деньги.
– Но если ты не веришь, зачем ты хочешь это сделать?
– Зачем от татарина логики ждать? – сказал, затягиваясь, Ахмет. – Мы в университетах не обучались.
– Мог бы уже быть в Сорбонне.
– Нет, не это мне на роду написано, – сказал Ахмет. – Образованным будет лишь мой бледнолицый друг. А мы, краснокожие ирокезы, будем темными, но богатыми.
Ахмет поднялся. Маленький, подтянутый, четкий в движениях. Из заморыша первых классов он вырос в красивого мужчину. Андрей чуть не сказал ему об этом. Потом решил, что это глупо. Вместо этого спросил:
– Откуда у тебя тысяча?
– Как ты можешь догадаться – она не единственная. С единственной я не расстался бы даже ради тебя. Адье.
Андрей проводил Ахмета до дверей, вернулся, посмотрел на часы. Было около одиннадцати. Голова болела по-прежнему. Андрей пошел на кухню, сварил еще кофе, но пить его расхотел, а решил полежать, пока не вернется тетя.
Он лег, и его снова начало трясти.
