– Вряд ли он нам скажет что-нибудь еще. Он все рассказал.
– Ну, продолжай, раз ты такой умный.
– Допустим, – сказал я, – что есть некий человек Веня Малкин. По какой-то причине он связан с тем миром – мы же допускаем, что такая связь может существовать...
– Если что-то существует, то это можно использовать в своих интересах, о чем свидетельствует вся история человечества, – сказал Добряк, которому очень хотелось принять участие в научной дискуссии.
– Допустим, – продолжил я, – этот Малкин – их посланец или их агент в нашем мире. У него есть с ними соглашение – он добывает им Люсю Тихонову, а его за это берут в тот мир, где он отсиживается, ожидая, пока на нашей Земле придумают средство от СПИДа.
– Очень уж литературное построение, – сказала Калерия. – Не исключено, что пропавший Малкин уже сидит в Америке, где его лечат в какой-нибудь дорогой клинике.
– А Люся пирует на даче у своего любовника, – продолжил я таким тоном, чтобы всем стало ясно: от своей версии я не откажусь.
– И зачем тогда убивать? – спросил Добряк, которому моя версия нравилась куда больше, чем банальный отъезд в Штаты.
– Я хотела сказать, что Малкин куда-то уехал, без всякой фантастики, – пояснила Калерия.
– Сейчас еще скажете, что и того мира не существует, – совсем обиделся Добряк.
– Пока не скажу. И не перебивай меня. Итак, Малкин уехал в Америку, но оставил в сейфе какие-то деньги и драгоценности. Пронькин, директор его группы, знал об этом и решил воспользоваться деньгами, полагая, что хозяин уже не вернется.
– А кто тогда его убил? – спросил Добряк.
– Вернее всего, третий человек, который тоже знал о драгоценностях Малкина и не хотел, чтобы Пронькин их украл. Это уже дела уголовные. Но в любом случае тот факт, что у Малкина СПИД, второстепенен.
– Может, Люську уже в Лас-Вегасе надо искать, – вздохнул Добряк. – Продадут ее в дом терпимости, и начнется у нее жизнь, полная удовольствий и приключений.
– Саня, что ты несешь! – воскликнула Калерия.
– Он мечтает попасть в публичный дом, – сказал я. – Но не в качестве случайного гостя.
– Все, – остановила нас Калерия. – Пошутили – и прекратили. Сейчас приедет Миша...
Тут позвонила секретарша директора Елена Ивановна, которая вполне могла руководить институтом не хуже любого академика, но была так добра, что распустила бы институт по домам.
– Лерочка, – сказала Елена Ивановна, – тут к тебе приехал полковник в штатском.
– Откуда вы догадались? – удивилась Калерия.
– Лерочка, вы не представляете, какой у меня богатый жизненный опыт по части полковников в штатском, – засмеялась Елена Ивановна. – Они уединились с шефом в кабинете. Вы заглянете?
– Бегу!
Но прежде чем уйти, Калерия предупредила меня:
– С Мишей будь как на духу... исключая наши служебные тайны.
Она оставила меня в растерянности, потому что я не представлял, в чем заключаются наши служебные тайны, о которых не положено знать полковнику Мише. Или дяде Мише, как его называют сотрудники и (за глаза) я, когда мы встречались с ним в прошлом году.
– У него не появилось чувство юмора? – спросил я.
Лера не ответила.
...Полковник Миша допрашивал меня в пустом кабинете кадровика, который вот уже третий месяц, с тех пор как директор решил сам подбирать кадры, в институте использовали для конфиденциальных встреч и выяснения личных отношений.
Мы сидели по обе стороны оставшегося от многих поколений кадровиков расшатанного канцелярского стола. Под стеклом лежал прошлогодний календарь. Справа на тумбе стоял комнатный сейф, слева кренился шкаф, набитый личными делами и протоколами.
Дядя Миша с последней нашей встречи не изменился. У него было скучное, незапоминающееся лицо. Говорил он тихо, вел себя скромно, но обладал той начальственной жилкой, которая заставляет нас, смертных, отвечать на его вопросы.
Поздоровавшись и спросив меня, не женился ли я, он тут же сказал, что все кассеты с допросами Егора он сегодня ночью просмотрел. Значит, первой служебную тайну выдала сама наша начальница. Я еще не начал участвовать в кровавых разборках, а в каком-то отделе МВД некий дядя Миша не спал, как и положено чекисту, и вслушивался в речи Егора Чехонина.
Впрочем, мне было выгодно, что он в курсе наших дел, – по крайней мере, он сможет понять, почему я оказался в чужой квартире. Я не просил оправданий, но хотел, чтобы меня поняли.
Для этого я несколько подробнее, чем следовало, поведал о том, как сидел под роялем, и постарался внести в рассказ элементы юмора. Но полковнику, как я и опасался, мой юмор не нравился. Он откровенно поморщился, но смолчал.
– Почти все ясно, – сказал дядя Миша, когда я закончил рассказ. – Ключи у тебя были?
Я пожал плечами. Зачем мне ключи?
