– Да, я клялся, что бываю в Дюльбере из-за княжны Татьяны.
– Поверили?
– Вряд ли. У них свои люди во дворце.
– Разумеется, – согласился Колчак.
– А поручик Джорджилиани предложил Татьяне руку, сердце и политическое убежище в Грузии.
– Вот пострел! Наверное, из князей? Впрочем, там все князья.
– В Совете знают куда больше, чем им нужно.
– Обезумевшие гимназисты и местные шмули – ничего, мы их приструним. И как вам удалось вырваться?
– Мы воспользовались тем, что бандиты напились, и бросились бежать. К сожалению, в темноте погиб шоффэр. Я добрался один.
– И письмо в темноте отыскали?
– Как видите, я помнил, где оно лежало.
– Вас не ранили?
– Моя пуля еще не отлита, ваше превосходительство.
– Далеко это было от Ялты? Я имею в виду засаду?
– Недалеко, версты три-четыре от Чайной горки.
Колчак разорвал конверт. Прочел письмо. После секундного колебания протянул его Коле. Коля понял – если у адмирала и были подозрения, он отверг их. Либо счел более выгодным забыть о них, когда каждый человек на счету.
Записка была по-русски, без подписи. Не очень грамотно императрица сообщала о том, что утром или в крайнем случае днем все они будут арестованы. Надежда на то, что Колчак пришлет за ними корабль, чтобы спасти. Иначе все может кончиться трагедией.
Увидев, что Коля кончил читать, адмирал протянул руку и взял у него письмо. Сложил, спрятал в карман.
– Может так случиться, что это письмо станет самой драгоценной реликвией в российской истории. А может быть – если мы с вами потерпим поражение, – за эту бумажку и гроша ломаного не дадут.
Коля провел рукой по глазам, как бы отгоняя дремоту. Он хотел спросить, может ли он уйти отдыхать. Но Колчак, угадав его мысли, сказал сам:
– Пока я буду собираться, Софья Федоровна сделает нам кофе.
– Иду, иду, – раздался звонкий голос.
Жена Колчака скользнула в комнату, неся поднос с кофейником и чашечками. Как и когда она успела сделать кофе – осталось тайной. Коля любовался ею, особенно свойственной только знатным дамам и спутницам великих людей статью.
– Пейте, Андрюша, – сказала она, улыбнувшись Коле, как доброму старому знакомому, хоть и видела его второй или третий раз в жизни.
– Дай ему полстакана коньяку. Он перенервничал на службе России, – сказал Колчак, разливая кофе. – Но не больше, а то у него коленки подогнутся и он заснет.
Колчак молча выпил кофе. Он быстро ел и пил, как будто полагая, что принятие пищи – процесс ненужный и почти постыдный. Может быть, в нем сидел тайный чревоугодник.
Когда адмирал с Колей спустились вниз, машина уже ждала у подъезда, ворча мотором и заливая светом фар всю улицу.
– Прошу вас, лейтенант, – сказал высоким елейным голосом полковник Баренц, вкрадчивый начальник контрразведки. Коля поежился, зная, что Баренцу известно о нем куда больше, чем хотелось бы.
– Конечно. – Коля покорно пошел за полковником, злясь, что приходится тратить время на Баренца, когда в кабинете Колчака принимаются драматические решения.
Но по мере того как он рассказывал о ночных событиях, вспоминал, как все было, вспоминал свой страх и унижение, Коля все более проникался желанием найти и перебить всех этих татар. Об Ахмете он не думал – впрочем, Ахмет в городе, что ему делать в горах?
– Кстати, о вашем шоффэре? – спросил Баренц, поправляя очки в тонкой золотой оправе. – Вы видели его мертвым?
– Я видел, как он упал, – сказал Коля. – Но у меня не было времени вернуться. Меня бы тоже убили.
– Возможно, возможно, – как врач, сомневающийся в рассказе пациента, произнес полковник.
– Может, он и жив, может, его взяли в плен. Но он упал. Я видел, как он упал. Больше я ничего не знаю.
Баренц оставил Колю в приемной и без доклада прошел в кабинет командующего, где оставался минут десять.
Коле хотелось спать, но в то же время перенапряжение заставляло пульс биться вдвое быстрее, чем обычно. Состояние Коли было близко к лихорадочному.
Коля подошел к окну. За окном еще не начало светать – только пятый час. В блестящих радиаторах и стеклах съехавшихся к штабу автомобилей отражался свет из окон штаба, словно это были не машины, а
