Валерике, Александром Марлинским, а может, безымянным героем кавказских войн, сосланным на Кавказ за тайную дуэль, за роман с Великой княгиней…
Впереди, где ничего не было видно и казалось, что кусты протянутся еще долго, раздался гортанный предупреждающий крик, потом выстрел, потом было сразу много выстрелов, и они звучали не только впереди, но и вокруг Коли, и ужас их заключался в том, что ни врагов, ни друзей не было видно. Коля отступил за толстое дерево и прижался к нему всем телом. Перед глазами, в пяти сантиметрах, была серая кора, и можно было различить каждое ее волоконце.
Выстрелы прекратились так же неожиданно, как начались.
Коля постоял некоторое время за деревом и осторожно пошел вперед.
Он не смотрел на часы и потому не знал, сколько времени продолжалась перестрелка.
На поляне ходили и стояли солдаты. Один из солдат сидел на траве, и санитар перевязывал ему руку. Солдат ругался, а его товарищ, наклонившись к нему, протягивал зажженную цигарку.
Баренц и его поручик стояли над двумя убитыми бандитами. Больше тел на поляне не было.
Коля подошел к Баренцу с замиранием сердца – он боялся увидеть Ахмета, потому что тогда получилось бы, что он предал товарища по гимназии. Но оба бандита были ему незнакомы. И Коля пожалел, что Ахмета среди них не было.
– Куда вы запропастились, лейтенант? – с раздражением спросил Баренц. – Я уж за вами людей посылал.
Коля не стал ему отвечать.
– Вы кого-нибудь из них знаете?
– Нет, – сказал Коля.
– Жаль. Впрочем, это не играет роли – остальные успели уйти.
– А в хижине? – спросил Коля.
– В хижине пусто. Только чайник, – сказал поручик.
– Ладно, – сказал Баренц. – Будем считать, что змеиное логово, которое устраивало засады на верных слуг его превосходительства, нами уничтожено в отчаянном бою.
Коля понял, что Баренц вновь издевается над ним, но так ловко, что не придерешься, не скажешь: зачем вы меня обижаете? «Я? Вас? – скажет Баренц. – Да вы с ума сошли». И все вокруг будут смеяться.
Коля огляделся, ему было неуютно – они стояли на открытом месте, а вокруг был чужой лес. И если Ахмет наблюдает за ними из леса, он может выстрелить. И скорее всего, в Колю.
– Поехали, – сказал Коля. – Главные события будут не здесь.
– Тонко подмечено, прапорщик, – сказал Баренц, а Коля не стал поправлять его, потому что оговорка Баренца была не случайной.
Утренняя Ялта была оживлена более, чем положено в будний день. К скудному еще базару тянулись телеги и повозки, груженные перезимовавшим или тепличным товаром, с моря поднимались рыбаки, несшие корзины с пойманной на заре серебряной добычей. Немногочисленные покупатели собрались к площади перед беленым каменным входом рынка. Движение в другом направлении происходило ближе к городскому Совету. Грузовик контрразведки проехал неподалеку от Совета, и Коля увидел, как перед домом строится отряд красногвардейцев, состоящих из солдат, гимназистов и цивильных бездельников, многие из них с винтовками, а в стороне от толпы в окружении группы солдат стояли два пулемета-«максима».
Когда грузовик проезжал мимо, его сначала приветствовали криками, полагая, что это подкрепление, но когда грузовик не изъявил желания остановиться – над его бортами торчали папахи с кокардами, а в кабине можно было различить офицеров в шинелях с погонами, каковые были непопулярны среди революционеров, – то советские поняли, что едут их противники, и стали ругаться им вслед. На ступеньки Совета выбежал одетый в длинную серую шинель и в немецкой каске с шишаком сам Елисей Мученик, поднял кулак, грозя грузовику, и Коле захотелось вернуться, чтобы расстрелять Мученика. Но он понимал, что это не в его власти и даже не во власти Баренца, – куда важнее было успеть к Дюльберу прежде, чем Романовы будут арестованы.
Кто-то из революционеров выстрелил – то ли в воздух, то ли вслед грузовику, и выстрел далеко разнесся над Ялтой. Коля подумал, что он может разбудить Лидочку, и почувствовал к ней острую нежность. Вчерашний день был глуп и нервен, а сегодня он понял, что, несмотря на все, юношеское чувство не прошло бесследно.
Не доезжая до Дюльбера, грузовик свернул с дороги и замер в кустах. Солдаты ждали, не вылезая из кузова. Баренц приказал Коле взять одного из солдат и дойти до караульного поста – узнать, что творится во дворце. В случае чего – два выстрела.
Коля не стал спорить и обижаться, что выбрали его, а не поручика: Колю знали караульные и Джорджилиани.
Колино воображение не переставало строить драматические и весьма реальные картины засады у входа в Дюльбер, которой приказано уничтожать любого офицера, приближавшегося к дому императрицы. И его подозрения усилились, как только он увидел, что у ворот, которым положено быть запертыми, не было обычного часового. Ворота были приоткрыты, а вокруг было пусто.
Солдату тоже стало жутко. Он чуть замедлил шаги, чтобы отстать от Беккера, и тому это показалось забавным. Он засмеялся и пошел вперед. Если тебе отводят место храбреца, его приходится занять.
Коля пошел быстрее, в то же время мышцы ног его были напряжены, чтобы можно было отпрыгнуть в сторону при любом необычном звуке – щелканье затвора, окрике, даже выстреле…
Но ничего такого не произошло.
Только когда до ворот оставалось не более двадцати шагов, послышался женский смех. Его перебивал мужской голос.
