Охранник у двери, как только доктор скрылся за поворотом лестницы, дернул за шелковый шнур, который вел на– верх, в комендатуру.
В комендатуре сидел сержант и рассматривал книжку с картинками. Книжка принадлежала старинному писателю Толстому и рассказывала о деревянном человечке Буратино. Там были интересные картинки.
Услышав два звонка снизу, сержант отложил книжку и пошел в кабинет к товарищу Берии.
Берия сидел за большим столом, перед ним лежали чистые листы бумаги. В руке карандаш, красный карандаш, которым он что-то вычеркивал на листах.
– Ушел? – спросил он, не поднимая головы.
– Только что, еще из дома не вышел.
– Отпустить его метров на двести и следовать за ним незаметно. Махальщика на крышу!
Сержант побежал на верхний этаж.
Там сидел в одиночестве и очень скучал махальщик. Перед ним лежал наполовину разложенный пасьянс.
– Опять не вышло, – сказал он сержанту.
– Иди на крышу, – приказал сержант, – подавай сигнал рикше.
– А он где сейчас?
– Где и положено, на площади.
Махальщик посмотрел на пасьянс.
– Минутку, – сказал он. – Вроде получается.
– У тебя еще тысячу раз получится! – рассердился сержант и ногой наподдал по картам. Пасьянс рассыпался и безнадежно погиб.
– Ну зачем ты! – обиделся махальщик. – У меня же получалось.
– Ты пойдешь или нет?! – завопил сержант.
– Да не пойду я никуда, – ответил махальщик и стал собирать карты. – Сам иди и махай.
Люди в Чистилище, как правило, куда замедленнее и равнодушнее, чем их собратья в Верхнем мире. Но это компенсируется редкими дикими вспышками ярости, которые охватывают в Чистилище людей.
Такое случилось и с сержантом.
Словно безумный, он накинулся на махальщика, и тот, так и не собрав карт, принялся отступать к стене, отмахиваясь от сержанта, как от осы.
Сержант стремился к ослушнику, стараясь вцепиться в него длинными ногтями, и ногти уже достигли глаз, когда махальщик всерьез испугался, что придало ему смелости.
Вместо того чтобы отдаться полностью на милость сержанта, он ринулся ему навстречу и, продолжая отбиваться от воображаемой осы, ударил сержанта.
Тот от неожиданности остановился.
– Да ты что... – пробормотал он, – да ты как посмел...
Он говорил это с радостью – теперь он имел все права добить махальщика.
Убежденный, как любой чекист, в оправданности конфликта с низшим существом и в своей неприкасаемости, сержант не видел того, что махальщик и моложе его, и крупнее. Сержант являл собой кабана, ринувшегося на медведя.
Даже получив несколько ударов в грудь и по поясу, сержант еще не понимал, что самое разумное для него – отступить и бежать за подмогой или оружием.
Он же кидался вновь и вновь на махальщика и отшатывался под его ударами.
Махальщик также уже понял, что он сильнее.
И воспылал гневом к сержанту. Не было больше перед ним сержанта, не помнил он о всесилии Лаврентия Павловича – он был оскорблен, его ударили, его пасьянс уничтожили.
И, перейдя в наступление, махальщик загнал в угол сержанта, который еле успевал защищаться, но не мог попросить пощады, так как понимал: сейчас, вот-вот все изменится... все изменится... я тебе покажу.
И тут от удара сержант грохнулся на пол.
А раз в борьбе не было правил, то махальщик принялся бить лежачего, пинать его ногами, так что сержанту стало очень больно.
– Ты что... – Тон сержанта вдруг изменился. До него дошло, что махальщик намерен его убить, что нужно прекратить этот бой, потому что он складывается неправильно.
Может, сержант уже не думал так отчетливо, потому что мысли его путались и каждый удар вносил все большую сумятицу в ослабевший мозг.
– Хватит, – попросил сержант, – хватит...
– Хватит так хватит, – вдруг согласился махальщик. – Тогда лезь сам на крышу и махай – вон там флаг лежит.
Он показал в угол.
