– Быть не может! – возразил Лядов. – Верится с трудом.
– Я работала. Я сопровождала Егора, – убежденно повторила девушка.
– Значит, сопровождала, – сказал дядя Миша ласковым голосом. – Заботилась?
– В определенном смысле – да.
Вера откинула упавшую на лоб прядь волос.
– И заперла его в подвале?
– Поймите меня правильно, – сказала Вера. – И постарайтесь встать на мое место. Я уже знала, что эти убийцы готовы на страшное преступление. Что погибнет вся Земля, в том числе мои родные и я сама. Все, что свято и дорого...
Голос девушки неубедительно дрогнул.
– И вы заперли его в подвале?
– Я вижу, как Лядов опрокидывает баллон и из него выходит яд. Я – слабая женщина. Я ничего не могу сделать для Егора. Но я могу спасти Землю... и закрыла дверь. Потому что, если бы я этого не сделала быстро и неожиданно, они бы вырвались наружу! И вырвался бы яд.
– Врет, – сказал Лядов.
– Я тоже так думаю, – поддержал его дядя Миша.
Я же чувствовал всеми фибрами души, что Вера лжет. Ложь лезла из нее как кисель, с каждым словом.
– Ну почему, почему мне не верят!
– А потому, Вера, – ответил дядя Миша, – что нормальный человек, а тем более журналист, узнав о таком деле и даже приняв в нем участие, не побежит в лес прятаться, не поспешит к автобусной остановке, чтобы убраться отсюда, а ринется в воинскую часть поднимать тревогу.
– И когда меня сочтут сумасшедшей и посадят в тюрьму, я спокойно помру от яда. Вы же мне обещаете такую участь.
– Но, может, стоило попробовать?
– Ах, хорошо быть генералом! – воскликнула Вера. – Вас нельзя пороть, сажать на гауптвахту и прогонять сквозь строй.
– Что ты несешь, девочка! – Майоранский, видно, решил выступить на стороне победителей. – Товарищ генерал знает, что делает.
– Товарищ генерал знает, кого кушать, – упрямо сказала Вера.
Генерал не успел ответить, потому что пилот выгнулся в салон и помахал рукой, призывая генерала.
Дядя Миша прошел к пилотам, и мне было видно, как покачивается его ровно причесанная голова. Что- то было неладно.
Генерала не было минут пять.
Я посмотрел на часы. Мы уже летели около двух часов – так незаметно промчалось время в импровизированных интервью. Под нами начинались пригороды Петербурга.
Вера смотрела в иллюминатор, облаченная в белые одежды моральной чистоты. Я ей не верил.
Лядов и Майоранский тихо ссорились – в чем-то обвиняли друг друга.
Егор спросил меня:
– Как Калерия Петровна?
– Спасибо, не болеет, – ответил я.
– Работает? А Катрин?
– И Катрин, и Тамарочка, и Саша Добряк – все на своих местах. Скучаешь?
– Жутко скучаю. Я так надеялся, что Леонид Моисеевич изобрел вакцину, но она уже прекращает действие – я скоро помру.
– Не помрешь. Не удастся. Мы уже подлетаем.
Вернулся дядя Миша.
– Велят возвращаться, – тихо сказал он мне.
– А вы?
– Приказал пилотам лететь пониже. Не будут же они нас сбивать над колыбелью революции.
– Вы рискованный генерал, дядя Миша, – сказал я.
– Вернее всего, сегодня уже бывший генерал.
– Была бы Родина цела, – ответил я неведомой цитатой.
– Молодец. Егор, – позвал генерал, – ты в топографии хорошо разбираешься?
– Петербург я знаю только приблизительно.
– Вот тебе карта, а вот иллюминатор.