К счастью, у меня неплохая пространственная память.
Я зажмурился, чтобы не было так темно, и отправился в путешествие к той самой стене.
Добирался я до нее минут десять, включая винтовую лестницу на четыре этажа вниз, и наконец прижался к холодному бетону, за которым мои тонкие чувства улавливали биение биологической жизни. И если вы мне не верите, то вряд ли вам стоит встречаться с нами, братьями по разуму. Контакта не будет!
Я пошел вдоль стены, простукивая ее костяшками пальцев и стараясь уловить волны, исходящие из того пространства.
Майор фактически признал, что в бункере есть второй вход. Надо пробиться вовнутрь.
Эта процедура заняла еще минут пятнадцать.
Спасение все не шло, а ногти я сломал. Хоть я могу сосредоточиться и ударить в нужную точку в нужный момент, мне не мешает иметь инструмент или взрыв-пакет. Руки – хороший инструмент для игры на рояле, но не для проламывания бетонных стен.
На мое счастье, ставили эту стену в высшей степени халтурно, стройбатовцы делали – а вы же знаете, какие они мастера!
Я отыскал методом тыка самый слабый участок стены и смог протолкнуть внутрь висевшую глыбу на проржавевших палках арматуры рассыпчатого бетона.
Потом прополз на ту сторону Тайны.
Там тоже было темно.
Но не так безнадежно темно, как в основном бункере.
И когда я прошел ощупью метров пятьдесят, то увидел вдали свет голой лампочки.
Я утроил осторожность.
Там могла ждать опасность, засада, гибель...
Впереди слышались голоса, придавленные низким потолком. Раздался звон.
Я оказался в небольшом зале, заставленном ящиками.
Ящики давали достаточное прикрытие.
Наконец я смог выглянуть из-за последнего штабеля.
При неярком свете голых ламп несколько человек снимали одинаковые бутылки с не спеша плывущего транспортера и ставили в ящики.
Я сунул руку в ящик рядом.
Мне досталась бутылка водки «Максимовка». Наклейка изображала обнаженную женщину в бане, создание руки народного художника Пластова.
Конечно, можно было бы и посмеяться, но этот подпольный заводик был достаточно осязаемым источником колоссальных доходов, и ради него вполне можно разделаться и с неким Гариком, и с генералом в штатском, заплатив потом за их смерть по существующему курсу в соответствующей прокуратуре.
Наверное, та же мысль пришла в голову и моему отважному дяде Мише, который в этот момент догнал меня.
Его сопровождал полковник Овсепян, который почему-то повторял:
– Ума не приложу... ума не приложу, как я упустил... ума не приложу.
А я уже знал, что Овсепяна потому и послали сюда, что на него была надежда в управлении, без помощи и крыши которого полковнику никогда бы не купить «Мерседес» и не поддерживать деловые отношения в районе.
Дядя Миша был согласен с моим диагнозом:
– Им проще было бы с нами расправиться. Два лишних трупа в такой большой стране – разве это много?
– А я? – спросил Овсепян.
– С вами сложнее, – сердито ответил дядя Миша. – Вас пришлось бы тоже убрать. Вы слишком много знаете. Как в старом шпионском фильме.
– Я тоже так думаю, – печально согласился Овсепян. Он почему-то погладил дядю Мишу пальцами по рукаву.
– Но я вам крайне благодарен, – сказал дядя Миша, может быть, почти искренне. – Вы так испугались за моего юного друга, когда он ринулся за любимой сумкой, что я понял – вам известна тайна страшного подземелья.
– Я как раз намеревался вам сказать, – поспешил с ответом Овсепян. – И как только вы спросили... разве я чего-нибудь скрыл?
– Лучше поздно, чем никогда.
– И лучше войти в дверь, чем ломиться сквозь бетонную стенку, – добавил я.
– Без тебя мне было бы труднее отыскать этот заводик, – сказал дядя Миша, и я понял, что в этой успешной операции моя роль так незначительна, что ею можно было бы пренебречь. Но генерал настолько великодушен, что даже человеку-приманке говорит спасибо.
Грузчики восточного типа, которые трудились на заводике, весьма удивились, увидев, как по проходу между ящиками шагают неизвестные люди, включая армянского полковника. Но работать не
