прекратили.
– Дурак Хромой застрелился, – сказал дядя Миша. – Это им и спутало все планы.
– Это ужасно, просто ужасно, – сказал Овсепян.
Он первым подошел к солдату, который стерег вход к Али-Бабе, и сказал:
– Выпусти-ка нас.
– Слушаюсь! – Солдат вскочил и нажал на что надо – ворота раскрылись.
Он смотрел нам вслед. Грузчики тоже смотрели нам вслед.
Мы вышли на высокий берег реки.
Я вынул из сумки аппарат и сделал два удачных кадра.
– Мы пойдем прямо на аэродром, – сказал дядя Миша. Потом обернулся к Овсепяну и предложил: – Если вам нужно, то оставайтесь.
– Нет, это не по моему ведомству, – вежливо ответил Овсепян вовсе без акцента. – Пускай военная прокуратура занимается.
До аэродрома пришлось пройти километра три, но нас никто не обогнал и не увидел.
В самолете дядя Миша сказал:
– Может, и лучше, что мы ничего не нашли.
Глава 6
Лаврентий Берия
В мире без времени нет автомобилей, и огонь зажигается нехотя, горит так, словно ему не хватает кислорода. А может, и в самом деле не хватает.
Если ты простой человек, то ходи пешком, благо что никто здесь не устает, никто не может проголодаться, испытать жажду или желание заснуть. Можно обойти за два-три года весь материк, такие попытки бывали, но никто из путешественников не возвратился назад.
Чумазилла говорила, что есть мнение: Земля уже не круглая, а так, дощечка в океане.
Особы высокопоставленные – даже в Чистилище такие водятся – ногами ходить не любят. Для них есть два вида транспорта: телеги или кареты, запряженные велосипедистами, и портшезы – крытые носилки.
У Лаврентия Павловича был автомобиль «Паккард» 50-х годов. Спереди сидел водитель, он командовал четырьмя велосипедистами, а на заднем сиденье располагался сам консул, порой он сажал к себе кого-то из нужных людей, чтобы поговорить. Иногда с ним рядом ездил охранник. Велосипедисты набирались из бывших сотрудников органов и были вооружены хорошими боевыми арбалетами. Лаврентий Павлович брал охранника лишь в крайне опасном случае.
В тот день велосипедисты устали: четыре ездки из города на Взморье – любой завоет.
Они вяло нажимали на педали, и Берия, хоть и очень спешил, потому что им владело чувство мести и оскорбленного достоинства, свойственное проигравшему игроку, понимал, что ему ничего большего из «коней» не выжать. Хоть и сотрудники.
В мире без времени трудно заставить человека делать то, что тебе хочется, а ему вовсе не нужно.
Но методы есть.
У всех сохранился страх перед болью.
Память о боли.
И ее можно возвратить. Об этом лучше всех знали бывшие сотрудники Лаврентия Павловича, попавшие сюда в страхе перед своими бывшими коллегами и жертвами. Неизвестно, кто страшнее. Пожалуй, свои.
Наверное, для нормальной жизни четвертое путешествие Лаврентия Павловича за один день – немыслимое предприятие.
Но кто мерил день в мире без времени? Там никогда не наступает ночь и никогда не встает солнце. Раз нет времени, то нет температуры, нет дождя и снега, нет ветра и облаков. Если бы Лаврентий Павлович возил с собой песочные часы, они могли бы рассказать объективно, сколько миновало отрезков времени. Они умеют мерить уровень воды в пересохшей речке.
Лаврентий Павлович чувствовал, что устал. Устал от того, что не имел возможности прервать череду дел, интриг, споров и передвижений.
Но отдыхать нельзя.
Потому что каждое поражение рождало в этой удивительной натуре не смятение и не упадок сил, а немедленное желание вновь ринуться в бой.
Кто бы ни был врагом Берии, тот всегда проигрывал ему в беспощадности.
Сейчас Берия был разгромлен собственными союзниками, которые воспользовались его кратким отсутствием, чтобы не дать ему взойти на трон. Но они не были беспощадны. Они полагали, что он смирится и будет работать вместе с ними, ибо это разумно. Правда, не первым, но оставим ему силу и права второго.
Глупцы, решившие, что одолели невысокого плотного плешивого вождя, который – ну что поделать – раздобыл в этом мире старую шляпу и носил ее, как носил на парадах, стоя рядом с Хозяином.
Дважды велосипедисты останавливались и переводили дух.
