– Времени у нас нет.
– Что-нибудь случилось?
Берия не слушал ее.
– Мне нужно срочно, архисрочно узнать, кто стоит за твоими мерзавцами. Они подчиняются генералу или у них есть хозяин? Что им нужно, зачем они следили за мной?
– Я все это узнаю, мой викинг, – сказала Крошка. – Я тебе обещаю.
– Хорошо, – сказал Берия. – Иди. Чего стоишь? Иди.
– Как в цирке, – сказала Крошка. – Морской лев открывает пасть, и дрессировщик кидает ему рыбешку.
– Я помню, – сказал Лаврентий.
– Вы всегда забываете. Ведь время стоит?
– Хорошо, пошли ко мне.
Он вышел первым, так и не отдав никаких больше указаний доктору. Леонид Моисеевич присел за свой стол.
Он сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, и это было так непохоже на доктора, что его ассистент, бывший зубной техник, бездельник и бывший двоечник Коля Гоглидзе, подошел и спросил:
– Эта сволочь произнесла что-то оскорбительное?
– Кто? – Леонид Моисеевич с трудом вернулся из своих мыслей.
– Этот мингрел паршивый. – Гоглидзе сбавил голос до шепота.
– Ах нет, – сказал доктор. – Я просто задумался о том, как мал наш мир.
– Еще бы – от двери до двери. Под колпаком живем.
Доктор знал Егора и Люсю. Давным-давно, хотя нельзя сказать, насколько давно это было. Но в другой жизни, в Москве, когда Люську приволокли туда как невесту императора. Господи, какая глупость! Но потом Егор с Люськой убежали. Все погибли, а они убежали. Значит, они живы, они здесь?
Но никакой радости от этого доктор не испытывал.
За ними охотится его шеф, Лаврентий Павлович, самая ядовитая змея из рожденных природой.
Он послал выслеживать их свою лучшую агентшу – Крошку Миранду. Он так говорит о Люсе, словно она личный враг, словно он ее боится. Он хочет что-то выследить и, конечно же, постарается убить Люсю. Не важно за что.
Главное – не допустить этого.
Следовательно, надо самому успеть к ним, найти их раньше, чем это сделает Крошка.
Подьяческая? Кто там живет из его знакомых?
Была у него приятельница, некая Чумазилла, даже приглашала доктора на концерт. Почему-то тогда они не сдружились – доктор как раз начинал свои исследования и не хотел новых связей, людей, разговоров, а уж тем более концертов – неестественных здесь, на кладбище.
Они как-то раз гуляли с этой странной женщиной, он ее провожал на канал Грибоедова, и она рассуждала о мертвых и живых домах. И даже уговорила его сменить жилье – переселиться в живой дом.
А он как раз перебрался в подвал Смольного, о чем не стал рассказывать Чумазилле. Стыдно было признаться, что он работает на Лаврентия Павловича.
– Гоглидзе, – сказал доктор, – я хочу пройтись немного.
– Ты? – удивился ассистент.
– Мне надоело дышать нашей химией.
– Наконец-то я слышу речь не мальчика, но мужа, – сказал Гоглидзе. – И дядя Лаврентий не должен ничего знать?
– Я не намерен делать ничего тайного...
– Я тоже думаю, что в ближайший час-два он сюда не зайдет.
– Странное чувство, – сказал доктор, – будто на старости лет я убегаю на тайное свидание.
Доктор не спеша поднялся на первый этаж, вышел на прямую дорожку, что вела от здания к воротам.
Дорога была пустой, если не считать медленно идущего настречу велосипедиста и охранника у ворот.
Доктор обернулся. Ему показалось, что кто-то наблюдает за ним из окна Смольного. Но он ошибся. В серых, чуть отсвечивающих жемчужной серостью облаков окнах никого не было.
Однако на всякий случай доктор пошел медленно, изображая пожилого джентльмена, которому прописан ежедневный моцион.
Глава 8
Доктор Фрейд
