Изнемогла, в качалке задремалаПод дачный смех. Синели небеса.Зажглась звезда. Потом свежее стало.Взошла луна — и смолкли голоса.Текла и млела в море полоса.Стекло балконной двери заблистало.И вот она проснулась и усталоПоправила сухие волоса.Подумала. Полюбовалась далью.Взяла ручное зеркальце с окна —И зеркальце сверкнуло синей сталью.Ну да, виски белеют: седина.Бровь поднята, измучена печалью.Светло глядит холодная луна.
— Кто там стучит? Не встану. Не откроюНамокшей двери в хижине моей.Тревожна ночь осеннею порою —Рассвет еще тревожней и шумней.«Тебя пугает гул среди камнейИ скрежет мелкой гальки под горою?»— Нет, я больна. И свежестью сыроюПо одеялу дует из сеней.«Я буду ждать, когда угомонитсяОт бури охмелевшая волнаИ станет блеклым золотом струитьсяОсенний день на лавку из окна».— Уйди! Я ночевала не одна.Он был смелей. Он моря не боится.
— На Яйле зазеленели буки,Покраснела стройная сосна:Отчего на севере, в разлукеЧувствует душа, что там весна?«В дни, когда на лозах виноградныхРаспуститься цвету суждено,В погребах, и темных и прохладных,Бродит золотистое вино».
Железный крюк скрипит над колыбелью,Луна глядит в окно на колыбель:Луна склоняет лик и по ущелью,Сквозь сумрак, тянет млечную кудель.В горах светло. На дальнем горном кряже,Весь на виду, чернеет скит армян.Но встанет мгла из этой бледной пряжи —Не разглядит засады караван.Пора, пора, — уж стекла запотели!Разбойник я… Да вот, на смену мне,Сам ангел сна подходит к колыбели,Чуть серебрясь при меркнущей луне.
