высоко. Сесили оставила на столе под полотняным зонтом кофейник, чашку, накрытое салфеткой блюдо с бутербродами и тарталетками. Кирк с удовольствием жевал, потягивал кофе и поглядывал на сверкающую гладь воды.
Он думал о Сесили. О такой женщине мечтает любой мужчина. И, если бы не обстоятельства, он был бы самым счастливым мужчиной на свете. Кирк прикрыл глаза, вспоминая вчерашний разговор. Он признался Сесили, что должен жениться на дочери Фрэнка Макгнота. Разговор был тяжелым, но он знал, как добиться своего. Недаром ему прочат удачную карьеру в большой политике.
…Вечер был теплый, и, когда Кирк вернулся с двумя бокалами вина, Сесили сидела у окна, глядя на застывшие в тишине и неподвижности деревья, черные на фоне звездного неба. Глаза ее опухли от слез, но она успокоилась. В свете лампы ее профиль был обрисован четко, как камея. Черты правильные, красивые, и все лицо — нежное и в то же время строгое. Кто бы знал, как это будто вырезанное из мрамора лицо преображается в минуты страсти! Он-то знал, какой Сесили может быть нежной и отзывчивой, напористой и уступчивой. И эта переменчивость в ней волновала Кирка. Поразительно, что ни одна женщина так и не смогла потеснить в его сердце Сесили. Ни малышка Рэйчел, ни тем более Донна с ее расчетливостью и утомительным сладострастием.
Он прошелся взад-вперед по комнате, не зная, что сказать. Поджав губы, Сесили явно ждала от него каких-то слов, и он понял, что должен ее успокоить, дать ей веру в то, что мало что изменится в его отношении к ней.
— Брак с Рэйчел Макгнот я расцениваю как хорошую сделку, не более, — начал он осторожно. — Ты же знаешь, всем сердцем я твой. Да, мне приходится вступить в брачные отношения с дочерью Фрэнка Макгнота, но это совсем не помешает нам с тобой любить друг друга. Если все выйдет так, как мы планируем, у меня будет достаточно средств, чтобы обеспечить тебе ту жизнь, какую ты заслуживаешь. Ты будешь жить в самых комфортабельных условиях. Я обеспечу тебя домом в престижном районе. Ты будешь вхожа в высший свет, будешь иметь все, что захочешь. Личного самолета и яхту не обещаю, но одежду и обувь от самых модных кутюрье, сумочки, драгоценности… Ты можешь придумать себе самое экзотическое хобби, допустим…
— Коллекционировать тарантулов, — пробурчала она.
— Ну зачем ты так?! Допустим… — Он вспомнил старинные часы на каминной полке в доме Макгнотов. — Допустим, можно коллекционировать антикварные вещицы: часы, статуэтки. Я видел в каталоге аукциона Сотбис занятные вещицы. Ты будешь летать в Милан на оперу; в Рим, чтобы послушать проповедь Папы; одеваться — в Лондон и Париж… Ну, как ты расцениваешь такие перспективы? Разве плохую жизнь я тебе обещаю?
— Ты так говоришь, будто выступаешь со своей предвыборной программой. А тебе не приходит в голову, что и я, и твоя будущая жена — не пешки в твоей игре, а живые, чувствующие люди? Ты говоришь, что любишь меня. — Она вздохнула. — И я тебе верю. Но не теми ли же словами с теми же самыми интонациями ты объяснялся в любви Рэйчел Макгнот?
— Да как тебе такое могло прийти в голову?! — с жаром воскликнул Кирк, хотя знал, что доля правды в словах Сесили все же есть.
Его талант и заключался в умении манипулировать людьми с помощью слов. Но не эта ли его черта так привлекла Фрэнка Макгнота? Для политика важно, чтобы его слова убеждали людей. Он сумел убедить Рэйчел в своей любви, и это тешило его тщеславие.
— Запомни, я люблю только тебя, с Рэйчел у нас совершенно иные отношения. Очень часто супружество — это прежде всего союз, заключенный с определенными целями. Вряд ли Рэйчел ждет от меня верности и страсти.
Глядя в его такое чистое, красивое лицо, Сесили спросила:
— Тебе не кажется, что ты своими словами просто-напросто запутал девушку? Тебе не жалко Рэйчел Макгнот? Каждая девушка мечтает получить себе в дом любящего мужа и страстного любовника в свою постель.
— Не думаю, что у Рэйчел есть какие-то шансы на мою привязанность. Мы с ней не так часто будем видеться. У политика так много дел, — улыбнулся он.
Она пожала плечами.
— Какой же ты дрянной человек, Кирк. Обманщик и карьерист.
— Не дрянной, а самый обыкновенный. Тебя послушать, так я мерзавец, потому что по уши в тебя влюблен. Это, знаешь ли, совсем не на руку моей карьере. Но что поделать, если я не волен в своих чувствах? Ты пленила меня. Раз и навсегда.
— Я оказалась легкой добычей, — отозвалась она горько.
Он дотронулся до ее локтя, но она отдернула руку. Ее полные яркие губы задрожали, и она вдруг разрыдалась.
— Об одном прошу: оставь меня в покое. Я тебя ненавижу, презираю. Как ты можешь…
Не закончив фразы, она вскочила и выбежала из комнаты. Он последовал за ней и, выйдя из шале, машинально глубоко вдохнул свежий ночной воздух. В высоком небе ему подмигивали, будто подбадривали, звезды.
Он нашел Сесили у самой кромки воды. Ее легкое белое платье пятном выделялось во мраке. Она выглядела хрупкой, как изящная фигурка в коллекции фарфора Донны Макгнот.
— Не могу я тебя оставить, — сказал он, обнимая ее. — Но ты должна меня понять. Я обязан именно так поступить, должен…
— Не касайся меня. Ради всех святых, уйди.
Она попыталась вырваться, Кирк не отпускал. Теперь она рыдала безудержно.
— Милая моя, неужели ты не знаешь, что я буду любить только тебя одну? Только ты одна мне нужна, — говорил он своим глубоким, обволакивающим голосом.
— Чушь! Пусти меня сейчас же. Пусти, черт тебя побери!
— Не надо плакать, дорогая. Ну да, я поступил, может быть, слишком поспешно. Прости меня. Если хочешь, я дам обратный ход и откажусь от брака с Рэйчел Макгнот. Милая, если ты скажешь, чтобы я отказался от всего… Если ты настаиваешь… Пусть мы будем бедны, пусть…
Содрогаясь и плача, она прижалась к нему теснее. Ей так были нужны его объятия, ей так хотелось снова оказаться в близости с ним! Уже не от гнева и возмущения, а от нарастающего желания она вся дрожала, слабела. Словно ее тело растаяло в тепле его рук.
— Как ты мог поступить со мной так жестоко?! — рыдала она. — Ведь я тебя люблю больше жизни! Никто никогда тебя так не полюбит!
— Я знаю, знаю. Ты моя драгоценность. Мой ангел. Моя девочка. — Он стал ее целовать.
— Нет, нет, — лепетали ее губы, в то время как все ее тело горело желанием.
Он стал покрывать поцелуями ее лицо. Что это шепчут ее губы? Что за звуки доносятся до его слуха? О, это горячие, несвязные слова любви.
Он прижал ее крепче. Ей казалось, что своими объятиями он защищает ее от всех несправедливостей мира.
Сесили тихо стонала под его ласками. Глаза ее были закрыты, лицо мокро от слез. Он нашел ее губы…
Ее ноги подкосились, и он увлек ее прямо на мягкий, рассыпчатый, еще теплый от солнца песок. Это было блаженство. Она сгорала дотла и вновь возрождалась. Что с ней будет дальше? Не все ли равно? Она уже не принадлежит себе, она его продолжение, только часть любимого мужчины, клеточка его тела…
А потом он отвел ее, ослабевшую, умиротворенную, в дом, усадил в глубокое кресло.
Она сидела, устремив в пространство невидящий взгляд.
— Вина хочешь? Может, чего-нибудь съешь? — осторожно предложил он.
Она помотала головой. Он подошел к бару, налил белого вина, принес ей.
— На-ка, выпей, тебе станет лучше.
Он поднес тонкостенный бокал к ее губам, она отпила немного, подняла голову, ее глаза приобрели осмысленное выражение. Он стоял, глядя на нее сверху, и в его глазах поблескивал самодовольный огонек.
