в списке тех людей, которые готовы тебе помочь, сразу после Даниэля.
— Я не настолько…
— Тогда не жди, что это случится! Ты, правда, расстаешься с Беатрис?
— Да.
— И кто у тебя на уме? Магали? Кто‑нибудь еще?
Винсен поднял свой бледный взгляд на него и расплылся в радостной улыбке.
— Ты принимаешь меня за Синюю Бороду или что? Кто‑нибудь еще!
— На этот раз ты ее старательно выбирал у входа в школу?
— Ален!
— Я шучу. Я знаю, что ты льешь слезы по Магали, будь осторожен.
Раздраженный, Винсен пробормотал какую‑то непонятную фразу, которую Ален даже не попросил его повторить, предпочитая продолжить:
— Магали сейчас нашла себя, но для нее было не так легко это сделать, не разрушай все.
— Я не вижу, почему и каким образом! Она уделяет мне не столько внимания, чтобы думать об этом!
Винсен протянул руку, взял свои сигареты. Уже месяц Магали не подавала никаких признаков жизни, даже не ответила ему на длинное письмо, которое он ей написал. Заняться с ним любовью было для нее простым отступлением, моментом слабости, ничем больше. А так как он не хотел слышать такого приговора, он не стал ей звонить.
— Винсен, твоя жизнь в Париже, ничего же нельзя изменить? Что ты хочешь сегодня?
Сначала Винсен не ответил, положив подбородок на руки, он, казалось, задумался, потом решил объяснить:
— Прежде всего, обрести свободу. Я ее хочу, и я в ней нуждаюсь. Беатрис доставляет мне неудобства, ей удается растрогать меня, хотя я и убежден, что она ломает комедию. Она боится потерять не меня, а, скорее, безопасное положение, которое хочет иметь, прежде всего. О, я врал тебе, когда говорил, что она оставляет меня каменным. Только я все еще люблю Магали и ничего не могу с этим поделать, это чувство сильнее всего остального. Со всеми сожалениями и угрызениями совести, которые ты представляешь.
Ален спокойно смотрел на него, не выражая нетерпения, сознавая, что Винсен только ему может все это рассказать. После паузы он предложил:
— Пойдем, прогуляемся?
— Конечно же! Я мечтаю об этом целый год…
— О чем?
— О синих холмах, оливковых деревьях. О том моменте, когда смогу забить тебе голову моими проблемами!
— Ты никогда мне не надоедаешь, пойдем.
Они вышли, и как только оказались на крыльце, Винсен глубоко вздохнул.
— Я не знаю, как это возможно, учитывая все, что произошло здесь, но я так люблю это место.
— Больше, чем суд?
— Конечно, нет. Кассационный суд это вершина!
Вдоль аллеи каменные деревья были покрыты черными плодами, и листья высоких платанов тихо шелестели под утренним бризом. Винсен взглянул на клумбы, которые обрамляли фасад, чтобы убедиться, что лаванда была по‑прежнему там. И ароматные травы, которые каждый год высаживал его кузен.
— Что будет после нас? — пробормотал он.
— У тебя есть внук, он все сделает, как ты, он справится! — пошутил Ален, спускаясь по ступенькам крыльца. — Пойдем, посмотрим, что это за бассейн, мне стоило собачьих усилий…
Винсен догнал его, и они обогнули дом. Огород, который Клара сама возделывала во время войны, чтобы кормить Морванов, был отныне заменен бассейном из голубой мозаики, обрамленным большими белыми плитами. Зеленая сетка окружала ансамбль, как теннисный корт. Ручка входной двери была расположена высоко.
— Ты все продумал, я бы сказал, — констатировал Винсен.
— Я, может, слишком широко размахнулся? Я не представлял, что у тебя проблемы с финансами.
— Это превосходно.
Бассейн был достаточно большим, чтобы вместить всю семью, включая требовательных пловцов. К несчастью, времена, когда Тифани подводила итоги соревнований Виржиля и Сирила в плаванье, были далеко.
— Я также поработал над территорией вокруг бассейна, мне нравилось работать по вечерам, — уточнил Ален. — Твой сын мне во многом помог.
Он посадил кучу цветов с ракушечным узором немного поодаль, выровнял что‑то вроде террасы, где можно лежать под пляжными зонтиками. Дальше, перед рощицей средиземноморских дубов стоял новый стол для настольного тенниса.
— Никто больше не захочет возвращаться в Париж, — улыбнувшись, сказал Винсен.
Не спеша он стал расстегивать рубашку, потом снимать джинсы.
— Обновим его? — бросил он Алену.
Он открыл сетчатую дверцу, прошел вдоль бассейна до самого глубокого места и прыгнул. Вынырнув, он глубоко вдохнул, поднял лицо к солнцу, потом лег на спину с закрытыми глазами пока не почувствовал, что его схватили за ноги, грубо потянули на дно. Он секунду сопротивлялся, потом, в конце концов, засмеялся под водой, глотнул сполна. Ален помог ему подняться, дал откашляться, прежде чем подтолкнуть к одному из бортиков.
— Небольшой кусочек природы!
— Я немного потренируюсь и через две недели побью тебя наперегонки, — заявил Винсен.
— Мечтать не вредно! Из четырех бассейнов я тебе дам фору в один и выиграю в придачу. Ты горожанин, дружище, оседлый горожанин!
Оживившись, они бросились один на другого, оба пошли ко дну, потом решили плыть бок‑о‑бок, Ален был далеко впереди своего кузена. Выдохшийся Винсен остановился и поднялся на плиты, где радостно улегся. Вода стекала с него.
— Ты хочешь, чтобы я одолжил тебе денег? — спросил Ален, стоя над ним, — когда я говорил о расходах, я предупредил тебя, они чрезмерны. Я переделал еще часть крыши зимой.
— На настоящий момент я, думаю, смогу оплатить, но спасибо, что предложил. Ты такой богатый?
— Хозяйство идет очень хорошо. В любом случае, намного лучше, чем мог предположить твой отец, когда смотрел на меня, как на умалишенного!
— Ты об этом еще думаешь?
— О Шарле? Иногда… Но я начинаю привыкать к мысли о новом Шарле. Этот малыш такой потрясающий!
Винсен оперся на локоть, и Ален сел рядом. Белый камень был тонким, гладким, очень мягким. Они на секунду замолчали, смотря на дом, все голубые ставни которого были еще закрыты.
— Я прочитал твою последнюю книгу, — сообщил вдруг Ален.
— Ты ее прочитал?
— Скажем… пробежал.
— И как она тебе?
— Заумная. Ты для этого мне их присылаешь, нет? Чтобы вызвать у меня отвращение к чтению?
— Совсем нет. Я только хочу тебя поразить, я не заставляю тебя их открывать, существует достаточно несчастных студентов, которые вынуждены учить их наизусть!
Стрекоза пролетела совсем рядом с ними и замерла над водой. Солнце начинало припекать.
— Куда уехал Виржиль? — пробормотал Винсен.
— А, все‑таки! Я спрашивал себя, в какой момент ты заговоришь на эту тему. Он проводит сначала неделю в Греции, изучая сельскохозяйственный опыт наших коллег. О дальнейших планах он мне не
