тронул щеку.
Вспомнил, что брился после ванны, стало быть утром. Краем глаза заметил улыбку на губах немолодого долговязого человека в очках. Как его зовут? Марк Мессий, кажется… Принял имя патрона, и при этом то подлизывался, то дерзил… Кажется, у этого типа сгорел магазин, а страховки не было. Ну что тут поделаешь? Ничего. Восстановить магазин без денег так же трудно, как добраться с Летицией на плече до лестницы, ведущей на второй этаж к спальням. А вот и перила! Элий вцепился в них и принялся карабкаться наверх. Правой ноги он не чувствовал. Не по ступеням шел, а шагал по облакам.
– Он же пьян, – сказал кто-то внизу.
– Да, я пьян… я пил всю ночь напролет… У кого есть еще вопросы? – дерзко отозвался Элий, останавливаясь на верхней площадке лестницы и глядя вниз, но никого не видя. Он вообще ничего не видел, кроме голубоватого тумана, что плавал внизу и не желал рассеиваться. Интересно, откуда в атрии туман? Да еще в полдень?
Он толкнул дверь в свою спальню и свалил Летицию на кровать. Комнату Летиции после нападения гениев выкрасили заново, и дверь туда была заперта, дабы запах краски не распространялся по дому.
Элий буквально слетел вниз и вернулся в таблин. Женщина, которая разбудила его, уже была здесь. На столе дымилась чашка с кофе. Элий выпил кофе залпом, обжигая язык и нёбо.
– Табачную палочку? – спросила женщина.
Он помнил ее имя: Порция. Он должен был разбирать ее дело первым. Когда-то он сделал ей щедрый подарок, но лишь огорчил ее. Помогать надо тоже уметь. О том, как оказывать благодеяния, римляне написали множество трактатов. Но разве в трактате можно предвидеть все нелепые случайности, на которые жизнь не скупится?
– Я не курю. – Элий вдавил кнопку звонка. Прислушался. Никто не собирался идти.
– Слуги спят, я не стала их будить. – Порция смотрела на Элия с улыбкой. – Помочь надеть тогу?
– Если нетрудно.
Она вновь улыбнулась, сняла пурпур с мраморного бюста Юлии и ловко обернула ткань вокруг тела Элия, потом принялась расправлять складки.
– У тебя хорошо получается, – заметил Элий.
– Я занималась этим десять лет. Работала секретарем у одного помешанного на тогах квирита. Укладывала складки раз пять на дню. Так что я отлично расправляю тоги и варю кофе.
– Извини, что задержал тебя.
– Ничего страшного. Ну вот, все готово. – И вдруг протянула руку и погладила его по голове. – У тебя совсем юная супруга, Цезарь. Будь с нею нежен, – она вздохнула и отдернула руку, сообразив, что ведет себя слишком фамильярно с патроном. – Мы с мужем были вместе после свадьбы пять дней. А потом… Потом он ушел на войну.
– Я помню войну, – сказал Элий тихо. – Больницу помню. Кровати стояли одна к другой. Двадцать кроватей. Безрукий у дверей. А рядом парень без двух ног. Отец лежал у окна. Рамы были всегда открыты. За окном цвело гранатовое дерево. Опавшие алые цветки усыпали подоконник… и одеяло… и подушку… Я почему-то думал, что цветки восковые. А они были настоящие. Все в палате знали, что отец умирает. Все, кроме него. Он каждый день говорил, что поедет со мной в Афины, когда кончится война. Я потом учился в Афинах пять лет. Но эти пять лет не могли заменить… ничего не могли заменить.
Элий замолчал и раскрыл папку.
– Новой войны не должно быть, – сказала Порция. – У меня единственный сын. Я не могу его потерять… – она замолчала.
Элию показалось, что она плачет. У него самого перехватило горло.
– Не все от нас зависит.
– От меня – может быть. Но ты – Цезарь. Ты наделен Высшей властью… Неужели…
– Твой сын Понтий учится в риторской школе. Отзывы хорошие. Ты просишь оплатить учебу. – Элий глянул в записку, отыскал нужную цифру и выписал чек.
– Доминус Элий… – начала было она.
Он махнул рукой, давая понять, что слов благодарности не нужно.
– Хочешь работать у меня? – предложил вдруг. – Нужен помощник моему секретарю Тиберию. Ты прекрасно варишь кофе и укладываешь тогу. Надеюсь, с бумагами управишься не хуже. Тиберий – опытный секретарь, но он не успевает следить за всем. У меня практически нет власти, зато бумаг в избытке. Я уверен – ты подойдешь.
Порция растерялась:
– Ты говоришь серьезно?
– Когда у меня болит голова с похмелья, я никогда не шучу. Ты согласна?
– Прямо сейчас можно приступить?
– Ты же видишь, какой в этом доме хаос.
Она засмеялась, потом смутилась и постаралась принять серьезный вид:
– Сварить еще кофе?
– Разумеется. И всем в приемной тоже. И позови следующего клиента.
Следующим оказался как раз тот худощавый человек, у которого сгорела лавка. Он долго раскладывал на столе бумаги и нудно объяснял, сколько и чего требуется на ремонт. И что банк не дает ссуду и… Элий забрал у него бумагу и глянул на итоговую сумму. Потом вытащил из папки расчеты, подготовленные Тиберием. Суммы разнились в пять раз. Даже, если учесть, что Тиберий по своему обыкновению жадничал, все равно клиент завысил расходы минимум втрое. Элий скомкал его бумагу и швырнул в корзину.
– Через месяц принеси расчеты, где не будет ни одного лишнего асса. Тогда и поговорим.
Долговязый вскочил, набычившись:
– Я не позволю так обращаться со мной! Я знаю свои права! – голос его сорвался на визгливые нотки. – В Тартаре уготованы места тем, кто дурно обращается со своими клиентами.
Визг наждачной болью отозвался в правом виске. Занятно, если за подобные грехи отправляют в Тартар, то куда девают насильников, предателей и убийц? Элий подпер голову ладонью и глянул на клиента снизу вверх:
– Я конечно пьян, – сказал он, усмехаясь. – То есть с похмелья. Я почти не спал. Не отрицаю. Но не надо считать меня дураком. Договорились?
Долговязый закусил губу.
– Я хотел расширить магазин, и обновить витрину и…
– Речь идет о восстановлении торгового зала после пожара, – перебил его Элий. – А расширять магазин ты будешь из своей прибыли, а не за мой счет, – он протянул клиенту записку Тиберия. – Если этой суммы достаточно, я выпишу чек.
Долговязый глянул на скромные цифры, хотел гордо отказаться, но вместо этого понуро опустил голову и выдавил: «да».
«А мог бы получить в два раза больше», – усмехнулся про себя Элий.
Оставшихся троих он слушал вполуха, когда просили – одаривал, благо просили по мелочи, когда протягивали бумаги с жалобами, брал их и складывал в папку. Глаза у него закрывались сами собою, и ему приходилось подпирать голову рукой, а пальцами прикрывать глаза. Какой позор! Сегодня вечером весь Рим будет говорить о мальчишеской выходке Цезаря. К счастью, в этот раз на прием явилось всего семеро клиентов.
Принимая из рук Порции новую чашку кофе, Элий от всей души посочувствовал своим далеким предкам, которые принимали клиентов ежедневно, да не по пять и не по шесть человек, а порой и по сотне. И находили в этом удовольствие.
Элий указал Порции на кресло напротив.
– Ты еще что-то хочешь мне сказать, ведь так?
Она кивнула:
– Юний Вер, он твой друг? – спросила Порция.
– Да, а в чем дело? – Элий замер, не донеся чашку до губ.
– Он живет в доме рядом с нашей инсулой. Мне показалось, что он болен. Очень болен. Иногда я носила ему обед. Ставила миску на ступени. Он брал. Но потом запретил мне делать это. Потом он куда-то уехал. Но
