– Мне как женатому человеку подобные забавы не приличны. Уж не хочешь ли ты, чтобы неверному мужу отрезали нос.
– Друг мой, этот закон больше тысячи лет не применяется.
– Но кое-кто из сенаторов хочет его ввести вновь. Мне не с руки быть первой жертвой.
Смуглая красотка наполнила бокал Элия до краев.
– Ладно, – милостиво разрешил Вер, – будь добродетелен. Надеюсь, твоя молодая женушка удовлетворит твои фантазии, и ты не станешь мне завидовать.
– Я не завидую, – заверил Элий, осушая бокал и, наклонившись к самому уху Юния Вера, спросил. – Зачем их так много?
– Они устают, их приходится часто менять.
– Ты серьезно? – Элий недоверчиво приподнял брови.
– Ну да. Я три дня не сплю. И делаю перерывы только, чтобы поесть.
Элий решил, что друг привирает, но не сделал попытки его уличить.
– У тебя было ко мне какое-то дело? – поинтересовался Вер, лаская грудь белотелой красавицы и не забывая при этом о смуглянке.
– Именно.
Особенно хороша была брюнетка маленького роста. Она чем-то напоминала Марцию. То и дело Элий вновь и вновь останавливал взгляд на ее бедрах.
– Так какое же дело? – напомнил Вер.
Элий отвернулся и стал глядеть в пол:
– Я скоро уезжаю в Месопотамию. На месяц. Может, больше. – Он замолчал.
– Это так необходимо? Ты говорил, что зимой ожидается выступление варваров…
– Говорил. И ошибся. Я должен посетить Месопотамию
– Не езди, – сказал Вер.
– Я не могу отказаться. По данным «Целия» опасности нет. Мой визит уже согласован. В Месопотамии прячется Трион. Трион… – Имя физика Элий произносил как заклинание.
– Руфин посылает тебя
– А я знаю больше, нежели он. У меня к тебе просьба: пригляди за Летицией. Она еще ребенок… совсем ребенок… и она… – Элий запнулся.
– И она беременна, – подсказал Юний Вер. – Друг мой, об этом болтает весь Рим. Не волнуйся, я буду ее охранять. Когда ты уезжаешь?
– В январе. После вступления в должность консулов.
– Времени хватит, чтобы закончить с этими красавицами. Не волнуйся, у Летти будет самая надежная охрана в мире.
– Ты имеешь в виду
– Я и сам не знаю.
Слова Юния Вера мало успокоили Элия. Его друг выглядел несерьезно. Он был силен, но радовался силе, как мальчишка. Он вообще смотрел на мир по-юношески легкомысленно, но с уверенностью, что проник во все тайны мироздания. В этом не было ничего странного: новому Юнию Веру всего полтора месяца от роду.
Элий направился к дверям. Уже на пороге обернулся. Похожая на Марцию красавица лежала на животе там, где прежде сидел Элий и покачивала розовыми ножками. Точно так же любила лежать Марция. Элий провел ладонью по глазам, прогоняя наваждение, и вышел.
Рыжая гетера захохотала.
– Митти, ты проиграла, он не клюнул на твои прелести!
– Заткнись, Клепа! – огрызнулась миниатюрная красотка, наполняя свой бокал вином. – Еще мгновение, и он бы остался. Ты слышала: у него жена беременна, а женщины в таком состоянии не особенно любят пускать мужнин меч в свою вагину [62].
При чем здесь это!? Просто ты не умеешь соблазнять мужчин, – огрызнулась рыжая Клепа.
Малышка уже собиралась вцепиться рыжей в волосы, и Юнию Веру пришлось их разнимать.
– Тише девочки, вы обе неотразимы. Просто моего друга зовут Гай Элий Мессий Деций. И
– Разве он не может изменить жене? – удивились «жрицы Венеры».
Юний Вер задумался.
– Может, – ответил он наконец. – Только для этого нужно еще что-то, кроме похоти.
Юний Вер не лгал, когда говорил Элию, что спит со всеми восемью красотками. Это была правда. После перерождения в колодце с ним стали твориться странные вещи. Прежде он казался себе тупицей, который способен лишь гневаться и приходить в ярость. Всюду он чувствовал себя чужим, и чтобы сделаться чуть-чуть человечнее, заимствовал эмоции у Элия, будто крал одежду. Он обряжался в чужие чувства, и начинало казаться, что он тоже испытывает жалость и нежность, сострадание, обиду и боль.
На мгновение, правда, жалость прорвалась и затопила его. Это случилось после облучения ураном из шкатулки Фабии.
Потом собственная боль его изувеченного, перерождающегося тела заслонила все прежние чувства. Он жил только болью, своим отчаянием и предчувствием чего-то, что страшило его, как людей страшит смерть. Он отправился к Колодцу Нереиды и погрузился в его ледяную воду. Тогда в нем все замерло, чувства заледенели. Но он мог мыслить. Там, в колодце, он окончательно уверился, что он не человек. Это открытие не удивило и не ужаснуло его. Он ждал и думал. Думал и ждал.
Но вот он испил живой человечьей крови и переродился. В первые мгновения он не чувствовал в себе перемен. Он казался себе прежним. Быть может, чуточку другим. Как человек, надевший новые башмаки, которые ему жмут. Выяснилось, что башмаки жали изрядно. Ему показалось, что весь мир зовет его на помощь.
В ту ночь Юний Вер долго бродил по улицам. Что-то его тревожило. Бок не болел, но внутри было муторно. Он подходил к окнам, прижимался лбом к ставням, тоска его переполняла. Он хотел проникнуть в каждый дом, испытать чувства, что испытывали обитатели жилища, сидя в триклинии за столом.
Утром он кинулся обнимать своего спасителя и друга так, что у того затрещали ребра. Потом расплакался. Летиция гладила его по голове и
Они пошли на похороны Магны. Вер долго гладил волосы девушки, ее густо запудренное почерневшее лицо, и сердце его разрывалось. Потом он взглянул на стоявшую рядом женщину в трауре и понял, что испытывает в этот миг
К утру он спустился назад в деревню. И тут обнаружилось, что чувства Вера несколько притупились. И хотя он продолжал испытывать чужую боль и отчаяние, чужую нежность и чужую любовь, чувства больше не захлестывали его, как накануне. Он просто понимал их, как обычный человек понимает знакомую речь.
На следующий день Ганс повез их в своем авто в Кельн. Элий с Летицией сидел напротив Вера. Всю дорогу Вер говорил юной женщине комплименты и предлагал Элию присоединиться. Но тот лишь улыбался сквозь зубы. Царапины на плечах и голове уже не болели. Но вот ноги после ледяной воды колодца ломило невыносимо. Элию хотелось скрипеть зубами, а не хвалить цвет лица или прическу Летиции. И Юний Вер ощутил эту боль, грызущую изуродованные ноги, и желание немедленно вколоть дозу морфия, и вспомнил – за Элия – решение не прибегать к морфию, а перетерпеть боль. Он испытывал отчаяние молодого и