четверть часа под охраной застывших по стойке «смирно» солдат. Когда же раздался пронзительный звонок, капитана ввели в огромный зал. Там его поджидали трое: секретарь, адвокат и председатель верховного суда, тот самый, что вынес столь жестокий приговор брахману Нарендре.
Бессребреник с по-прежнему невозмутимым выражением лица сел на стул, стоявший на возвышении перед большим столом, за которым восседал судья.
— Соблаговолите назвать ваше имя, — произнес председатель с холодной учтивостью, типичной для английских судей.
— Я мог бы в свою очередь спросить вас, на каком основании, в нарушение всех прав человека, меня арестовали и теперь подвергают допросу. Но в знак уважения к законам великой страны я, выразив свой протест, все же отвечу вам!
Это заявление, сделанное с чувством собственного достоинства, да к тому же столь уверенным тоном, заставило всех трех судебных чиновников удивленно поднять головы: им редко встречались столь своенравные обвиняемые.
— Я — граф Жорж де Солиньяк, французский дворянин, более известный в Америке под именем капитана Бессребреника. И ст?ю я, как говорят в Америке, сто миллионов долларов. Мне двадцать девять лет. Мы с женой, путешествуя для собственного удовольствия, прибыли теперь на своей яхте в Индию.
Резкий контраст между словами «Бессребреник» и «сто миллионов» произвел на англичан столь большое впечатление, что они забыли даже о своем пресловутом хладнокровии. К тому же это заявление вызвало у судьи любопытные воспоминания, и допрос временно принял совершенно иное направление.
— Значит, это вы тот эксцентричный джентльмен, о котором два года тому назад сообщала вся мировая пресса… Насколько помню, вы были абсолютно бедны, не располагали никакими доходами — бессребреник, да и только. Вот тогда-то и пришла вам в голову оригинальная идея заключить пари. Вы брались совершить кругосветное путешествие, не имея ни гроша в кармане. Ставкой в случае проигрыша была ваша жизнь, в случае же выигрыша вы получали довольно кругленькую сумму. Согласно условиям, вы отправились в дорогу даже без одежды, заменив ее газетами, которые обернули вокруг тела и стянули веревкой. И вот таким-то образом вам и удалось получить огромное состояние…
— Которое я надеюсь в ближайшее время удвоить, — прервал его Бессребреник. — И дело не только в деньгах. В Америке меня величают Нефтяным королем, а королевство, пусть даже и промышленное, должно, по моему глубокому убеждению, располагать по крайней мере миллионом долларов! Я же, как вам известно, обладаю куда более значительными суммами.
— Выражаю вам свое восхищение! — сказал судья, в котором, как и в каждом англичанине, склонность к юриспруденции уживалась с любовью к эксцентричности.
Совершив этот краткий экскурс в частную жизнь подсудимого, он вновь стал холодно-учтив:
— Этот уважаемый господин, Адам Смит, назначен вашим защитником. Согласно закону, он будет присутствовать при вашем допросе, с тем чтобы оказать вам помощь своими знаниями и опытом.
Адвокат и обвиняемый обменялись церемонным поклоном.
— Теперь перейдем к главному, — продолжал председатель. — У меня в руках заведенное на вас дело. В документах засвидетельствованы мельчайшие подробности, касающиеся вашей деятельности.
— Но это невозможно! — изумился Бессребреник.
— Извольте не перебивать! Судя по изложенным здесь фактам, вы являетесь сознательным противником любой власти, конституционного строя и законов как таковых…
— Скажите уж, что я — анархист!
— Вы и прежде, в Америке, — невозмутимо говорил судья, — грубо нарушали общественный порядок, играли на самых низменных инстинктах опустившихся людей, совершали насилие по отношению к честным согражданам, пренебрегали правом собственности, приводили в смуту целые города. Позже, на Антильских островах и на Кубе, вы встали на сторону бунтовщиков и не гнушались заниматься самым настоящим пиратством…
— Это клевета! — возмущенно воскликнул Бессребреник. — Я оказывал помощь слабым, освобождал угнетенных, боролся против мерзостей тирании… Я делал это по зову совести, совести честного человека, и, если представится случай, я опять поступлю точно так же. К тому же мы находимся не на Антильских островах и не в Соединенных Штатах, и вы не имеете никакого права судить за поступки, совершенные не в вашей стране.
— Я ожидал такого заявления! — произнес судья с саркастической улыбкой. — Эти факты, которые вы признаете, являются лишь подтверждением достоверности тех бесспорных улик, которые будут вам сейчас предъявлены. Вам показалось недостаточным провоцировать беспорядки в Америке и сражаться на стороне бунтовщиков на Кубе, и вот вы в Индии, чтобы и здесь продолжать свою отвратительную, разрушительную миссию.
— Это ложь!
— Вам предъявляется обвинение в том, что вы поддерживали отношения с афридиями, выступившими против ее величества королевы, поставляли им оружие и боеприпасы, снабжали деньгами…
— Я глубоко возмущен и протестую против этих столь же подлых, сколь и нелепых измышлений!
— Мы пока не знаем, совершали ли вы эти действия по собственному почину или по распоряжению правительства соседней страны, которое заинтересовано в осложнении обстановки в нашем регионе.
— Значит, по-вашему, я русский шпион?
— Не исключено!
— Но ведь только что я был анархистом!..
— Кто вы, мы еще выясним! В любом случае, вы являетесь человеком, имеющим подозрительные, компрометирующие связи с представителями самых низших слоев общества в этой загадочной стране — со всякого рода темными личностями, бандитами и убийцами…
— Я прибыл только вчера утром и ни с кем здесь не знаком, даже с официальными представителями Франции и Америки. Клянусь вам!
Слово взял адвокат:
— Уважаемый господин председатель, имею честь заметить, что пока мы располагаем одними лишь предположениями, английские же законы запрещают проявлять тенденциозность. Содержание в тюрьме любого лица дозволяется лишь в случае его поимки на месте преступления или при наличии неопровержимых улик. Следовательно, я беру на себя смелость просить немедленного освобождения моего подзащитного из-под ареста.
— Но мы располагаем неопровержимыми уликами! — возразил судья.
— Какими?! — пылко вскричал Бессребреник.
— Вчера утром вы сорвали исполнение приговора, вынесенного верховным судом, оказав помощь смутьянам-индусам…
— Для меня они были просто несчастными людьми, которые, выловив в реке останки тела, должны были стать жертвами прожорливых гавиалов. И я не мог не помочь им. Мне в голову не приходило, что английские власти и после исполнения смертного приговора будут с таким упорством преследовать несчастного, жизнью оплатившего все долги…
— В данном случае, милостивейший господин, река служила местом анонимного погребения. А из-за вас брахманы смогли этой ночью воздать посмертные почести презренному убийце! Вы повинны в том, что безопасность европейцев оказалась под угрозой! Оживились бандиты, активизировались тайные общества, и не исключено, что в провинции вспыхнет новый бунт. Ваши сообщники уже начали свое дело…
— Еще раз клянусь вам, что я здесь никого не знаю. Поступок мой был продиктован исключительно соображениями гуманности. Я оказал помощь людям, подвергавшимся смертельной опасности, даже не предполагая, каким образом оказались они в подобной ситуации…
В этот момент в зал неслышно вошел посыльный. В руках у него был поднос с небольшим свертком, который он тотчас вручил судье:
— Это срочно, ваша честь!
Председатель торопливо развязал бечевку и обнаружил длинный черный шарф и записку, нанизанную на острие кинжала. Прочитав короткое, написанное по-английски, послание, он побледнел и, обратившись к Бессребренику, произнес изменившимся тоном:
