почтительно называли. На ней был изящный спортивный костюм. Белокурая красавица походила на добрую фею, охраняющую волшебный корабль.
Напротив супружеской пары в почтительной позе стояли помощник капитана и лоцман, о чем-то вежливо споря с мистером Бессребреником.
Лоцман предлагал причалить к одному из рифов. Он утверждал, что сможет провести там яхту, а испанские крейсеры ни за что туда не проникнут. Бессребреник улыбался, но не соглашался:
— Да нет! Зачем же нам спасаться бегством, прятаться?.. Будем действовать в открытую… Это и проще, и удобнее, и надежнее…
Лоцман, не очень вникнув в замысел хозяина, считал, что все же нужно, используя способность яхты, развивать огромную скорость, уйти от военных кораблей. Его речь прервал пушечный выстрел, раздавшийся где-то в море.
— Слишком поздно! — воскликнул он.
— Нам велят остановиться, — весело сказал Бессребреник. — Ну что ж, давайте выполним приказ.
— Как же так, капитан? Ведь станут осматривать все вплоть до трюма, найдут армейский груз, золотые монеты…
— Вероятно…
— И нас схватят, тут же предадут суду и повесят…
— Да нет, дорогой мой! Вы преувеличиваете, испанские офицеры не такие уж безжалостные. Вы скоро убедитесь, что они любезны, приветливы и покладисты в делах.
Скрывавшийся за рифами крейсер выскочил как чертик из коробки и на полной скорости помчался к замершей на месте яхте.
— Смотрите-ка, — спокойно сказал Бессребреник, — там два корабля: один дал залп из пушки, а другой стоял в засаде как раз там, где вы собирались причалить.
Лоцман покрутил, как курица, шеей и стал расстегивать воротник рубашки, будто почувствовав на горле веревку.
Капитан Бессребреник по-прежнему улыбался, а его жена, покачиваясь в кресле, с любопытством следила за маневрированием чужого военного корабля.
Он остановился в пяти-шести кабельтовых[128] от яхты. В спущенную на талях[129] шлюпку сели вооруженные матросы. Навалившись на весла, они взяли курс на «Бессребреника».
— А вот и визитеры, мистер Адамс, — с усмешкой произнес капитан де Солиньяк. И тут же скомандовал: — Спустить трап по правому борту!
Через пять минут шлюпка подошла к яхте. По трапу ловко поднялся капитан второго ранга с двумя матросами. Граф встретил его у трапа вежливо, но с некоторым высокомерием. Отдав честь, спросил, чем вызвано посещение.
— Вы капитан? — спросил испанец.
— Капитан и судовладелец.
— Вам известно, месье, что всякое судно, оказавшееся в водах Кубы, обязательно проходит досмотр?
— Известно. Рад принять вас на работу. Прошу следовать за мной. Начнем, если не возражаете, с моей каюты.
Офицер кивнул в знак согласия и, по-военному поприветствовав графиню, направился к трапу на юте. Вместе с хозяином они прошли через роскошный салон в небольшое помещение, служившее кабинетом и курительной.
На столе прямо на виду лежали несколько пачек зеленых купюр, которые американцы называют greenbacks;[130] они имеют хождение на всех рынках мира.
Бессребреник, жестом пригласив гостя сесть, сказал без околичностей:
— Вы командир Родригес…
— Да, капитан, и…
— И вы проиграли позавчера кругленькую сумму — пять тысяч долларов.
— Это не имеет никакого отношения к моей миссии. Не понимаю, с какой стати вас интересуют мои личные дела.
— А почему бы и нет? На досуге я занимаюсь благотворительностью. Мне не безразлична судьба храброго офицера, если он, проиграв под честное слово, не знает, чем рассчитаться.
— Как же вы об этом узнали?
— Ба! В Ки-Уэсе о Кубе знают все до мелочей. Итак, вы стои?те перед выбором: отдать долг или пустить пулю в лоб.
Испанец опустил голову, не отвечая.
— Так что? бы вы сделали, — продолжал спокойно Жорж, — если бы кто-нибудь, не требуя никаких гарантий и расписок, одолжил вам эту незначительную сумму?
— Все, что? не входит в противоречие с моими обязанностями…
— Хорошо!.. Вот пачка. В ней двадцать пять купюр по тысяче долларов…
— Да, но я-то проиграл только пять тысяч…
— Неужели я сказал пять тысяч?.. А не двадцать пять?.. Что-то я не в ладах с арифметикой… А впрочем, немногим больше, немногим меньше… Берите же, это вам на игру…
Испанец побледнел. Какое-то время он стоял неподвижно: явно внутренне боролся сам с собой. Потом, тяжело вздохнув, потной рукой взял пачку.
— Ну-ну, не стесняйтесь! — благодушно сказал Бессребреник.
Командир нервно сжал greenbacks и, будто движимый таинственной силой, быстро засунул их в карман.
— Что вы от меня потребуете? — спросил он резко. — Знайте… Я не пойду на сделку с совестью…
Бессребреник взял еще одну пачку денег.
— Двадцать три… двадцать четыре… двадцать пять… — подсчитывал он вслух. — Двадцать пять тысяч долларов… Да я ничего не требую… Я рад оказать услугу такому достойному и приятному джентльмену, как вы. Вот, возьмите еще пачку… Я подумал… У вас был бы слишком тощий кошелек… Чтобы попытать по-настоящему счастье, еще раз испытать судьбу, нужен какой-то запас денег.
По лбу офицера катился пот. Он смотрел на купюры, ими соблазнитель похрустывал, разжигая еще большую алчность. Испанец уже перестал сопротивляться, думать о сделке с совестью и долгом. Едва не выхватив пачку, он спросил прерывающимся голосом:
— Так чего же, в конце концов, вы хотите, капитан?
— О, пустяк. Мы с женой ездим туда, куда нам в голову взбредет. Так вот, нам взбрело в голову — а это для нас что путеводная звезда — посетить Кубу. А сейчас там война. Могут возникнуть всякие осложнения. Мне бы хотелось получить пропуск…
— И все?
— И все!
— Ну вы хоть скажете, что у вас на борту? Военной контрабанды нет?
— Да ну что вы, командир! Разве графиня де Солиньяк и я, ее муж, похожи на пиратов?
— Нет, разумеется.
— Послушайте, командир, могу поклясться, что, как человек предусмотрительный, вы запаслись при отъезде документом за подписью главнокомандующего морскими и наземными войсками Вайлера. Там не хватает только вашего росчерка.
— Вы правы. Увидев яхту, мы решили, что вы вряд ли принадлежите к числу нарушителей блокады…
— Прекрасно! Вот перо и чернила. Будьте любезны, заполните бумагу.
Родригес, думая о том, что у него в кармане лежит кругленькая сумма в пятьдесят тысяч долларов, судорожно вынул бланк, начертал несколько строк и протянул Бессребренику. Тот внимательно прочел:
