Набрав пары, локомотив пронзительно свистнул и покатил по рельсам, все убыстряя ход. Вот наконец и Куманово, а рядом с ним Лопа. Подняв клубы белого дыма, состав остановился. Начали выгружаться.
– По коням и галопом! – приказал Марко.
В местечке уже шла «работа». Кричали люди, горели дома. «Забойщики» вовсю орудовали дубинками, жандармы – саблями и штыками. Солдаты Али методично обшаривали жилища и затем поджигали их.
Марко заметил своего новоиспеченного полковника. С окровавленной саблей в руке, тот находился в гуще событий, набрасывался на выскакивавших из горящих домов жителей, угрожал, допрашивал. Бей остался им доволен.
Схватив за волосы молодую женщину, Али кричал, потрясая саблей:
– Где Жоаннес? Отвечай!
– Я не знаю! Я не знаю этого человека! – Несчастная стонала, тщетно пытаясь вырваться из безжалостных рук.
Одним ударом бандит отрубил ей голову и тут же схватил другую жертву, молодую мать с ребенком у груди.
– Где Жоаннес?
– Я не знаю его!
– И ты болтаешь то же самое! Христианские собаки, вы все лжете!
Албанец занес саблю. Женщина повторяла:
– Я не знаю! Могу поклясться в этом жизнью своего малыша!
В ответ Али расхохотался и, взмахнув страшным оружием, отрубил ей обе руки. Душераздирающий крик вырвался у женщины, ребенок вывалился и покатился прямо на горящие угли, а рыдающая мать бессильно тянула к нему окровавленные обрубки.
Со всех сторон только и слышалось: «Где Жоаннес?»
В свою очередь, полковник Али увидел пашу и подошел к Марко.
– Пока ничего не удалось узнать. Никаких следов.
– Продолжай в том же духе, Али. Никого не щади и добивайся своего! Пусть камня на камне не останется от этого проклятого селения!
Вали размышлял: «Что предпринять? Да, стереть в прах мятежное село! Но этого слишком мало. Надо уничтожить двадцать пять, пятьдесят таких поселений, может быть, даже больше! Огнем и мечом! Истребить христиан всех до одного! Подавить в зародыше саму возможность всякого бунта».
Послышался шум. Жандармы схватили человека, одетого в лохмотья. Тот сопротивлялся, кричал и требовал, чтобы отвели к самому главному начальнику.
– Я здесь самый главный, вали Приштины, – резко сказал Марко. – Чего ты хочешь? Говори! Ты знаешь, где находится Жоаннес?
– Нет! Но я могу кое-что сообщить в обмен на свою жизнь. Я не хочу умирать.
– Говори! Я обещаю тебе жизнь.
– Я только что из Куманова. По дороге я встретил вооруженный отряд, покидавший город.
– Что за люди?
– Кое-кто из местных, например отец Атанас, несколько человек из соседних селений, остальных я не знаю. С ними еще две женщины и ребенок. Вполне возможно, что Жоаннес, которого ты ищешь, тоже был среди них.
– А одна из женщин высокая, очень красивая блондинка с голубыми глазами?
– Да. Я даже случайно услышал ее имя. Никея, кажется.
– Это они! – воскликнул Марко. Он оживился. – Куда направлялись?
– На восток. К болгарской границе.
– Сколько времени прошло с тех пор?
– Часа четыре.
– Они верхом?
– Нет. Пешие.
– Отлично. Тогда мы их догоним.
– Не забудь. Ты обещал сохранить мне жизнь.
– Ты не только будешь жить, но и получишь вознаграждение за услугу, если только сказал правду. Впрочем, скоро все прояснится. А пока я возьму тебя в качестве заложника.
– Можешь мне верить. Я не обманываю. Все эти люди – разбойники, сектанты[109], приверженцы экзарха[110], а я – сторонник патриарха[111], и моя религия велит разоблачать врагов, предателей истинной веры! Гак угодно Богу!
Марко лишь пожал плечами. Эти проблемы его не занимали.
…Здесь я вынужден сделать небольшое отступление. Дело в том, что среди христиан Македонии существует две группы. Одна подчиняется греческому патриарху. Другая, более многочисленная, признает авторитет болгарского экзарха. Разделение упирается лишь в приоритет личности и никак не отражается ни на сути, ни на форме верования. И тем не менее эти люди, принадлежащие к одной конфессии[112], как, например, лютеране[113] и кальвинисты[114], верноподданные греческой церкви, испытывают друг к другу ничем не объяснимую жестокую ненависть.
Объяснение этому факту следует, очевидно, искать в более отдаленных и полных драматических событий эпохах ожесточенных религиозных войн. В тяжелые исторические периоды смут и мятежей все прежние разногласия, распри как бы вновь оживают и вспыхивают с новой силой.
Собрав войско, Марко начал погоню. Ему не терпелось схватить беглецов. Впереди скакали кавалеристы, сзади форсированным маршем двигалась пехота. Части, что вел паша, составляли красу и гордость армейского корпуса: крепкие, бесстрашные, преданные воины, великолепные наездники. Лошади под ними были особой курдской породы, исключительно выносливые и привычные ходить по горам. Пехотинцев набирали из албанских горцев, отменных ходоков, способных близко следовать за кавалерией.
Доносчика привязали к седлу.
– Как тебя зовут? – спросил Марко.
– Симон.
– Ты отъявленный плут и достоин всяческого презрения. Но в военное время такие люди нужны. Не бойся, ты получишь вознаграждение. Бей Косова всегда держит свое слово.
В шестидесяти километрах от местечка Лопы находится городок Гавасево, расположенный на болгарской территории, близ границы.
«Люди, которые сражались в течение тридцати шести часов без сна и отдыха, не смогут разом преодолеть такое расстояние, тем более что с ними женщины, – размышлял вали. – Они вынуждены будут сделать небольшой привал».
На пути лежала деревня Макрес. Завидев издали солдат, жители попрятались в домах. Ударом ноги Марко вышиб одну из дверей.
– Проходили здесь вооруженные люди с двумя женщинами и ребенком?
– Мы ничего не знаем! Мы никого не видели! – послышались испуганные голоса.
– Ладно. Эта песня мне знакома! Ну-ка, ребята, – обратился он к солдатам, – запалите здесь все дома! Даю вам пять минут. Надеюсь, это несколько развлечет вас.
Строения загорелись быстро. Задыхаясь от дыма, боясь сгореть заживо, люди выбегали на улицу, моля о пощаде. Сбившись в кучу, они стояли на площади перед пылающей церковью. Солдаты окружили их.
– Огонь! – прозвучал безжалостный приказ.
Затрещали выстрелы. Люди падали друг на друга.
Некоторые пытались бежать, но пули настигали их.
Можно было отправляться дальше. В десяти километрах находился Страшим, население которого составляло шестьсот человек.
Марко вопросительно взглянул на Симона. Фанатик-патриархист воскликнул:
– Эти тоже ничего не скажут! Поганые экзархисты! Они все такие!