– Следующую деревню тоже сжечь! – потребовал паша.
– А убивать?
– Сколько угодно! Только быстро!
И вновь пылали дома, кричали женщины, испуганно плакали дети и без конца гремела пальба…
Преследователи проделали уже более сорока километров, но никто не выглядел усталым. Дорога все время тянулась вверх, вилась между крутыми обрывами. Внизу бурлил горный поток. Здесь недолго и голову сломать.
Наконец на одной ферме им сообщили: беглецы прошли здесь два часа назад. Вид у них был очень утомленный. Они утолили голод и жажду. Женщины были так измучены, что мужчины везли их на ручной тележке.
Марко возликовал. В таком состоянии им никогда не добраться до Эгри-Паланки!
Когда албанцы пришли в Мусдивитже, паша решил дать людям и животным немного передохнуть. Прошли по домам, забрали нужную провизию, перекусили. Лошадей покормили овсом, смоченным в вине. Потом деревню сожгли, а жителей уничтожили.
Преследование продолжалось. День клонился к вечеру. Вот и Эгри-Паланка. До границы оставался десяток километров. Симон отыскал в этом селении несколько своих единоверцев. Те с какой-то злорадной готовностью сообщили, что беглецы с полчаса тому назад прошли через деревню и силы их были явно на исходе.
– Победа! – вскричал Марко. – Теперь они у нас в руках!
Выслали вперед разведку.
– Пятьсот монет первому, кто их обнаружит! Не жалейте лошадей!
Пришпорив усталых коней, бока которых блестели от пота, всадники мгновенно скрылись из глаз. Остальные последовали за ними. Высота достигала восьмисот метров. Река подходила почти вплотную к дороге и делала в этом месте крутой поворот. До границы оставалось всего пять километров, но подъем был очень тяжелый.
Марко недоумевал, почему разведчики так долго не возвращаются. Граница приближалась. Уже отчетливо виден горный хребет, один склон которого находился на территории Македонии, а другой – Болгарии. Неожиданно в горах послышалась перестрелка. С гневом, выдававшим его волнение, паша воскликнул:
– Неужели эти деревенские мужики осмелились напасть на нас?!
ГЛАВА 7
Вот, в нескольких словах, что случилось после освобождения Жоаннеса и его друзей.
Появление в Куманове партизан, воинов освободительной армии, во главе с отцом Атанасом перепугало бандитов. Не понимая, что происходит, они разбежались. Этого поражения, тем более такого жестокого, никто из них не ожидал.
Осажденные провели в доме-крепости почти двое суток, отбивали одну атаку за другой, а с подходом артиллерии и вовсе потеряли надежду на спасение. Теперь же они не верили своему счастью.
Встреча была радостной. Им помогли спуститься вниз.
– Вы не ранены?
– Нет. Благодаря Господу и вашей расторопности с нами все в порядке.
Все обнимались. Звучали слова благодарности.
Солиман тем временем искал глазами своего друга, но не находил. Заметив это, Жоаннес подошел к нему, пожал руку и тихо сказал:
– Мурада больше нет.
В глазах Никеи стояли слезы.
– Он отдал свою жизнь за нас!
– Значит, так было предначертано судьбой. – Солиман вздохнул. Он был бледен. – Ты оплакиваешь его, прекрасная женщина, и это ему лучшая из наград.
Одолев волнение, Никея обратилась ко всем:
– Братья! Мы не можем оставить здесь тело нашего боевого товарища, он был хорошим, преданным другом!
– Возьмем его с собой и похороним как положено, – поддержал девушку отец Атанас. – А сейчас нам пора уходить!
Патриоты не собирались почивать на лаврах победы, понимая ее непрочность.
Искалеченный труп Мурада завернули в покрывало. Несколько крепких мужчин понесли его на руках. Повстанцы быстро покинули город. Никто им не препятствовал. Не прозвучало ни одного выстрела.
Они направились на восток. Пройдя с километр, остановились. Здесь тело решили предать земле. Стали искать подходящее место. Чуть в стороне росло несколько дубов и каштанов, а рядом – глубокая расселина. Туда-то и опустили труп Мурада, а сверху в виде могильного холма положили тяжелые камни.
Все стояли вокруг, обнажив головы и преклонив колени. Многие плакали. Наконец Жоаннес дрогнувшим голосом произнес:
– Прощай, Мурад… Прощай, дорогой товарищ! Ты исповедовал другую веру, но твоя преданность общему народному делу сделала тебя нашим братом. Пусть же Господь в милости своей примет твою душу!
Никея добавила:
– Прощай, брат! Память о тебе всегда будет жить в наших сердцах!
Солиман проговорил со слезами:
– Прощай, мой друг, старый боевой товарищ! До самой смерти ты остался верен данному тобой слову, своим друзьям. И я тоже клянусь, что до конца буду верен делу освобождения христиан, буду бороться за свободу Македонии!
Все встали. Пора идти дальше. У них нет ни одной лишней минуты.
– Что будем делать? – спросил отец Атанас, обращаясь к Жоаннесу.
– Продолжать борьбу. Поднимать людей, запасаться оружием, боеприпасами.
– Все это хорошо. Но нас будут яростно преследовать. Может быть, лучше податься в сторону болгарской границы?
– Я тоже думал об этом. Там, в нашей маленькой крепости Нивия, мы окажемся в безопасности. Оттуда сможем распространить свое влияние и действовать на всей восточной части Македонии, осуществлять смелые вылазки, беспокоить врага постоянными стычками в течение всей зимы – она ведь не за горами.
– Правильно. У нас есть запас продовольствия и боеприпасов. А еще мы достанем все необходимое для производства бомб.
– Тогда вперед! И не теряйте мужества, я совершенно уверен, что очень скоро этот бандит Марко снова напомнит о себе.
В тот момент Жоаннес и сам еще не знал, насколько он близок к истине.
Партизаны направились дальше по горной дороге, та все круче и круче уходила вверх. Идти было очень тяжело. Часто приходилось делать короткие остановки, чтобы хоть немного отдохнуть. Жители селений, через которые проходили ополченцы, по-братски делились скромной пищей.
Мужчинам, более сильным и привычным к дальним переходам, было легче, но женщины начинали сдавать. Они шли, опустив головы и волоча ноги, однако не хотели показать страданий и не жаловались на чрезмерную усталость.
Отец Атанас нес ребенка. Он тихо укачивал малыша.
Тот цеплялся за его шею, хватал за бороду, но наконец, убаюканный ритмом ходьбы, уснул.
Елена совсем сдала. Силы покидали ее.
– Обопрись на мою руку! – ласково сказал Михаил.