того, кем бы он не хотел быть, «садовый гном» стоял на первом месте. В Рок-Хаусе неосторожные любители велосипедных прогулок, бывало, называли его грубияном. Наказание следовало незамедлительно и требовалось какое-то время, чтобы все последствия исчезли с лиц неосторожных обидчиков Алабамы. Но все они были мужчинами. Теперь же перед ним стояла женщина. К тому же очень хорошенькая, очень драчливая и очень остроумная. Алабама вдруг с изумлением обнаружил, что вовсе не сердится на эту занозу. Пока же он продолжал продираться сквозь заросли, а Пэт обнаружила, что она поторопилась назвать его «садовым гномом». Правильнее было бы сказать, что она «сняла» глыбу камня или сухопутного кита — все это пришло в голову, когда Алабама наконец полностью вытащил свое мощное и большое тело из кустов. И пожалуй, его настоящим призванием было уничтожение фотографов, подумала Пэт.
Пэт сделала шаг назад. Он шагнул вперед. Ее надменная улыбочка испарилась, когда она осознала, что происходит, и чем все может закончиться.
— Садовый гном, говоришь? — пророкотал он с нотками настоящего веселья в голосе.
— Ну, вы так выглядели, когда я увидела вас в зелени… Я думала… Я хотела… Я хочу… Я не хочу… — бормотала Пэт, как вдруг поняла, что он вовсе не сердится на нее, напротив, искорки смеха в его голосе и глазах говорили о том, что он даже доволен.
Она мгновенно прекратила тщетные попытки оправдаться. Но Пэт можно было понять — ведь не каждый день происходят такие встречи с незнакомцами, особенно в диких горах Санта-Моника…
— Ладно, положим, что так. Но оттуда, где вы стоите, фотография получится отменно скучная, — произнес Алабама.
— Оттуда не значит отсюда. И это урок номер один по фотографии, — резко ответила Пэт.
По-своему она была права. Порой играли роль миллиметры — снимок мог получиться удачным, а могло не хватить и одного микрона.
— Да ну, в самом деле? — поддразнивал Алабама, продолжая надвигаться на Пэт. Она, пятясь, выставила вперед подбородок.
— Так, — протянул величайший из фотографов мира. — А что говорится во втором уроке?
— Никогда не критикуй работу другого, если сам не имеешь о ней ни малейшего представления! — звонко выкрикнула Пэт.
Алабама широко улыбнулся — она снова рассердилась! Глаза ее горели гневом, слова просто пригвождали к земле. Да и она — дар Божий и кое-что смыслит в искусстве фотографии, к тому же он был в восторге от того, как она сердится. А если попробовать ее еще раскрутить? Она назвала его «садовым гномом». В самом деле!
— Ха! Работа! Если это работа, то работа сопляка! — проревел Алабама.
— Не будьте таким отвратительным, — сказала Пэт и постаралась придать своему голосу всю холодность, на какую была способна.
Хмм… Противный садовый гном? Это было впервые. Доселе такое в жизни Алабамы не встречалось. Он почти добрался до нее, оттеснив к обочине, задыхаясь от того, что пришлось взбираться в гору.
Тут, рядом, она выглядела гораздо привлекательнее, чем когда он разглядывал ее из-под горы. Ее глаза влекли к себе. Бездонная голубизна подчеркивала правильный разрез глаз. Дерзкий рот охранял белоснежный частокол ровных зубов. А все ее тело казалось ему. изготовленным к бою грозным оружием. Ее летняя блузка не могла скрыть ложбинку между грудями. Потрясающие ноги увенчивал плоский живот балетной танцовщицы. Алабаме пора было заняться либо делом, либо обнять и поцеловать ее.
— Послушай, не сердись! Я пошутил. Так ты фотограф? — произнес Алабама и протянул свою руку.
Она не приняла ее.
— Да, я фотограф, — огрызнулась Пэт.
— Ну в таком случае, может быть, приходилось обо мне слышать. Меня зовут Алабамой.
— Зовут Алабамой, — повторила едва слышно Пэт.
Тут, поддаваясь ей, самое время произойти какому-нибудь землетрясению, или наводнению, или еще чему-то подобному. Она уже готова была провалиться сквозь землю в любом случае.
Алабама? Алабама! Противный «садовый гном»! Алабама, которому она дала уроки номер один и два по фотографии! Прежде она видела его лицо в газетах, но только теперь она его узнала. Что-либо исправлять было уже поздно. Она никак не могла представить, что познакомится с ним, когда он будет продираться через кусты в диких безлюдных горах.
У нее закружилась голова.
— Послушайте, я очень сожалею…
Алабама отмел ее бессвязное бормотание жестом, каким отгоняют муху.
— Ну а кто вы? — спросил он ее.
— Я — Пэт Паркер, которая к вам должна приехать и познакомиться. — Ее голос звенел от напряжения. Ей казалось, что все пропало. Секунду Алабама смотрел на нее, не двигаясь. Затем его рука с громким звуком шлепнула по бедру, он присел, и из его мощной груди послышались просто громовые раскаты смеха.
— Привет, Пэт. Все очень здорово, а то мне показалось, что я никогда не узнаю, что же в третьем уроке!
Дик Латхам проскользнул в контору отделения студии «Космос» в Нью-Йорке, словно школьник, опаздывающий на собрание. Его застенчивая улыбка убеждала всех и каждого, что он переживает за свое опоздание, за то, что он заставил всех ждать. Он пожал плечами в знак сожаления и пошел мимо кресла председательствующего, прося не обращать на него внимание и продолжать заседание. Кто-то вскочил, чтобы придвинуть ему кресло, но, встретившись с выражением глаз Латхама, плюхнулся назад. Но нет, нет, он еще никого не собирался вышвыривать на улицу. Он просто сам удобно уселся и позволил этим славным ребятам самим выбрать себе судьбу.
Однако коммерческий директор, временно исполняющий свои обязанности в студии «Космос», потерял самообладание. Его речь, прежде гладкая и уверенная, стала сбивчивой, полной неоконченных мыслей и странных, порой загадочных недомолвок. Он вытер пот, выступивший из-под его крахмального воротничка роскошной рубашки, а в мозгу безостановочно звучали слова, услышанные им где-то в телепередаче: «Не позволяйте никому видеть, что вы потеете — это значит, что вы не владеете собой». Здесь, в главной конторе киностудии «Космос», под полным светом юпитеров коварного Джона Саладина, он потел, капли пота срывались с него, как роса в Туманных Горах.
— Как я уже говорил… многократно повторяю… многократно повторял… при смене хозяина страдает репутация… надо пройти через это, сохраняя… Я думаю, что новое руководство захочет поменять направление деятельности студии…
Он в отчаянии уставился на необъятный стол, словно матовый блеск полировки мог помочь ему разглядеть путь, как выбраться из словесного болота, куда он сам себя загнал.
«Многократно» — было тем словом, которое он вообще избегал употреблять. Сегодня же оно просто прилипло к языку и никак не хотело исчезнуть, кануть в словарное небытие. Да, почему все же многократно? И что он сам имел в виду под «новым руководством»? Он был представителем старого руководства! И за столом сидело все старое руководство. Но, очевидно, сработала мысль о том, что когда-нибудь, возможно, такое приключится, и действительно появится новое руководство. Эта же мысль витала над столом, окатывая страхом всех собравшихся.
Дик Латхам улыбнулся, откинулся назад в своем кресле, и его ухоженные, наманикюренные ногти выстучали дробь по полированной поверхности длинного стола. Он посмотрел на полотна Тициана, затем полюбовался Рембрандтом. Только после этого взглянул на искаженные страхом за свое будущее лица руководства студии «Космос». Они, поймав его улыбку, попытались улыбнуться в ответ. Боже! Как они пытались это сделать! Сколько героических усилий было затрачено на это! Напрасно. Страх перекосил их улыбающиеся губы, превратив все в какую-то гротескную гримасу. В глазах тщетно пыталась утвердиться уверенность в себе и своих силах. Это было похоже на то, как если бы палач из прихоти попытался заставить улыбнуться жертву под уже занесенным топором. Дик просто поразился: в чем душа-то их держится?! Он не спеша наклонился вперед и потянулся к чашке кофе. Нет, не так, он только подумал это сделать, а все уже было приготовлено неизвестно откуда материализовавшимся официантом. Дик с трудом убедил себя, что все происходит в действительности.
— Что это такое? — спросил Дик Латхам. Исполняющий обязанности коммерческого директора студии
