чтобы не волновать мужскую плоть. Обе они, рыжая и черная, выгодно оттеняли пленительную красоту друг друга, и Виркус невольно растянул губы в похотливой ухмылке, представив их обнаженные тела в своих объятиях.
— Что, дорогой мой, сражен в самое сердце? — К Виркусу подошел Мелентий, глава одного из самых знатный упсальских кланов. — Я так и думал. Тельма кого угодно сведет с ума, даже не заметив этого.
— Которая из них? — Виркус попытался изобразить полное безразличие.
— Брось притворяться! — расхохотался Мелентий. — Черненькая, конечно, тоже неплоха. Но, получив госпожу, разве не получишь ее служанку? Вопрос в другом: как опрокинуть на лавку Тельму, верно?
— И не таких обламывали, — буркнул Виркус. Неприкрытая ирония в словах собеседника задевала его самолюбие, однако Мелентий был из тех людей, с которыми Виркус предпочитал до поры до времени не ссориться. — Занятное имечко: Тельма. Откуда она?
— Из Аквитании. Третья жена аквитанского принца Варик-Сонга. Во всяком случае, так начертано в грамоте, которую она третьего дня вручила воеводе Родиму, въезжая в Тумаш.
— Аквитанская принцесса? — Виркус задумчиво теребил свою бородку. — Редкая гостья… Никогда не встречал аквитанскую знать в наших землях.
— Не ты один, — вновь рассмеялся Мелен-тий. — В первую же ночь нашлись желающие выяснить, как все там устроено, у аквитанских-то, вдоль али поперек? Бедолагам сперва ейные стражники всыпали, а затем уж мои ребятки добавили.
— Выходит, старый хрыч, ты ее под свое покровительство взял? — усмехнулся Виркус.
— Ну, сообразил наконец-то! — Мелентий звонко хлопнул себя по ляжкам. — Для того и взял, чтобы тебе показать. Еле уговорил сюда плыть. Она хоть и наслышана о твоем ристалище, и я кое-что порассказал, ан все равно не сразу согласилась. Пришлось дозволить всех гребцов на драккаре сменить и тех поставить, которых она сама указала.
— Вот как? — насторожился Виркус. Он очень не любил, когда в его владениях объявлялись чужаки. Разумеется, это не относилось к женщинам: на Острове Смерти побывали многие красотки, коих весьма возбуждали кровавые зрелища. — И где она этих гребцов выбирала?
— Там же, где и оных мордоворотов. — Мелентий кивнул на телохранителей принцессы. — Из своей личной стражи. А ты думал, что супруга аквитанского принца сунется в чужие земли без охраны?
— Я о том думал, что ты должен был предупредить меня о такой гостье, — раздраженно проворчал Виркус. — Да чего теперь языком чесать, коли дело сделано.
Но думал Виркус лишь о том, что волшебный талисман остался в Тумаше. Уж больно соблазнительна была эта самая Тельма! А когда она, словно угадав его потаенные мысли, чуть приоткрыла свою лисью накидку, Виркус едва удержался от страстного вздоха. Высокая грудь выступала над глубоким вырезом черной кожаной рубахи незнакомого кроя двумя столь восхитительными холмами, что ему захотелось немедленно, тут же схватить красавицу на руки и унести ото всех… Мысленно выругавшись, Виркус трижды хлопнул в ладоши. Это был знак, хорошо известный всем гостям Острова Смерти: пора направляться к ристалищу.
Перед началом сражения смертников выстроили посреди зеленого луга, дабы зрители могли сделать свой выбор. Угадавший сцепку победителей получал от Виркуса подарок — золотой перстень, медвежью шкуру или что-либо еще в том же роде. Но угадать старались не ради этого подарка. Большинство гостей заключало сделки между собой, и, разумеется, отнюдь не мелочные. Для Виркуса же выгода состояла в том, что он, как хозяин ристалища, получал с выигравшего в споре пятую часть заклада. Сей порядок считался вполне справедливым, поскольку именно Виркус устраивал эти игрища и он же подробно записывал на листе пергамента заклады спорщиков. Если позднее возникали разногласия (а такое случалось, ведь иной азартный гость мог выставить в заклад, например, свой дом в Тумаше, драккар вместе с гребцами, коровье стадо или молодую жену), записи Виркуса становились главным аргументом в справедливом разрешении конфликта.
Когда все сделки были записаны и смертников увели в большой шатер, поставленный на дальнем краю ристалища, Виркус подошел к лавке, на которой сидела рыжеволосая красавица и ее чернокожая служанка.
— Как я слышал, на вашей родине, в Аквитании, подобные зрелища называются турнирами. Знак начинать и завершать турнир дает самая прекрасная гостья. Буду счастлив, принцесса, если вы и здесь, на моем острове, возьмете на себя эту милую обязанность.
— Аквитания не моя родина, — ответила Тельма, окинув Виркуса надменным взглядом из-под длинных ресниц. — Принц Варик-Сонг привез меня в Аквитанию двенадцатилетней девочкой… Впрочем, это не имеет значения. Какой же знак я должна подать, чтобы начать поединки?
— Просто взмахните своей очаровательной ручкой, принцесса. Этого будет достаточно.
Тельма, не вставая, небрежно вскинула вверх руку. Тут же один из стражников Виркуса затрубил в рог и на ристалище вышли две первые пары смертников.
— Наше солнце, вероятно, кажется вам не слишком жарким? — спросил Виркус, на правах хозяина усаживаясь рядом с принцессой. — Так старательно кутаетесь в меховую накидку, будто сейчас зима.
— Немного знобит, — объяснила принцесса. — Продуло на морском ветру, и теперь опасаюсь, как бы не заболеть всерьез.
— О да, я слышал, что аквитанские женщины очень нежны и самый легкий ветерок может им навредить. — Виркус улыбнулся уголками своих тонких губ. — Но здесь вы можете не беспокоиться о своем здоровье. Когда закончатся поединки, праздник продолжится в моем доме здесь же, на острове, и я вам обещаю, что замечательное вино из моих погребов как рукой снимет всякую хворь!
Принцесса Тельма никак не ответила на его двусмысленную тираду. Она смотрела на ристалище, где в это время насмерть бились рабы, однако в ее взгляде не было ни азарта, ни хотя бы малейшего интереса к происходящему.
— Вам не нравится, как дерутся эти рабы? — Виркус вдруг почувствовал себя уязвленным. — Но ведь это только начало. Самые сильные выйдут на ристалище позднее, и, я уверен, они заставят вас поволноваться.
— Вряд ли, — коротко ответила Тельма.
— Почему?! — с искренним удивлением воскликнул Виркус. — Может быть, все дело в том, что аквитанские турниры более красочны? Да и зрители побогаче? А может, вам не хватает гусляров и скоморохов? Будьте милосердны, принцесса, объясните же мне причину вашего недовольства!..
— Ах, любезный хозяин, не утруждайте себя пустыми домыслами, — поморщилась Тельма.
Однако Виркус, раздосадованный безразличием принцессы (не только к кровавой схватке, но и к своей персоне), сердитым жестом подозвал Ойзена и злым, свистящим шепотом отдал ему какое-то приказание. Какое именно — стало ясно, когда, к неудовольствию зрителей, схватка была остановлена.
— Не огорчайтесь, дорогие гости, — громко объяснил Виркус. — Я не намерен лишать вас удовольствия. Просто решил сделать сей… э-э… турнир более зрелищным. Двое будут биться против четверых!
— А как же наши заклады? — подскочил на своей лавке Мелентий. — Ведь это нарушение установленных правил!
— Правила здесь устанавливаю я, — твердо заявил Виркус, бросив на Мелентия гневный взгляд. — Это во-первых. А во-вторых, для вас, мои дорогие, ничего не меняется, поскольку против четырех смертников будет сражаться сцепка, на которую никто из вас не поставил заклада. Лысый и Бродяга против Дурынды, Хряка, Угря и Косого!
Посчитав, что сказанного достаточно, Виркус вновь уселся рядом с принцессой Тельмой. Но теперь он даже не взглянул на нее. Темная волна гнева билась в его груди: как смеет эта чужестранка являть здесь свой норов?! Ах, не волнует кровавое зрелище? Ничего, сейчас увидим, как затрепещут твои реснички, как задрожат коралловые губки и на щечках выступит румянец азарта! Плевать, что Лысый Дорк и синегорский Бродяга почти наверняка погибнут в неравной схватке. Зато какая будет красотища: реки крови, ошметки плоти, крики боли и ужаса! Ничего подобного ты, принцесса, не видела в своей Аквитании! Теперь — увидишь.