стороны, и двинулся вперед — все торопились, никто не хотел оставаться сзади — вокруг чувствовалось все то же радостно-оживленное чувство, чувство пребывания в толпе.
Мы прошли мимо станции метро «Юстон Стэйшн» (слишком много полиции) и двинулись к следующей, «Юстон Сквер», сметая по пути рекламные щиты, турникеты, ограждения, никто не заплатил при входе, и никто никого не остановил, лавиной все хлынули вниз, а у подножия эскалатора стоял поезд, чьи двери тут же заблокировали и держали до тех пор, пока все не зайдут в вагоны
Но поезд не ехал.
Двери в конце концов закрылись, но поезд по-прежнему стоял на платформе. Он ждал; машинист ждал — ждал чего-то; какого-то знака; а скорее всего, полиции. Все вагоны, от первого до последнего, были забиты суппортерами. Все места были заняты; повсюду, где можно было сидеть, стоять, висеть, примоститься, находились люди. Это напоминало давку в час пик. В вагоне стало жарко и почти невыносимо. Кто-то нажал кнопку экстренного открытия дверей, но двери не открылись. Суппортеры начали кричать. Они колотили по стеклам. Они раскачивали вагон из стороны в сторону.
И тогда поезд тронулся и постепенно разогнался до максимальной скорости. Он не остановился на следующей станции, «Грейт Портланд Стрит». Точно также он пронесся мимо следующей, «Бейкер Стрит», и следующей, «Эдгар Сквер», и тогда стало понятно, что он вообще не остановится нигде, пока мы не попадем в Челси (если, конечно, мы собираемся туда). Мне бросилась в глаза парочка лет пятидесяти с большими продуктовыми сумками — выбрались в субботу за покупками, и теперь весь день коту под хвост из-за того, что они сели «не на тот» поезд. Они явно нервничали, не зная, где в конце концов окажутся. Из темноты вынырнула платформа «Ноттинг Хилл», и снова растворилась во мраке.
Поезд остановился только на «Фулхэм Бродуэй» — ближайшей к стадиону станции — и тут, даром что были все эти тщательные приготовления и продуманные маршруты, не было видно никого кроме полицейских. От них рябило в глазах. Больше на станции не было никого. Когда мы поднялись по лестнице, показалось, что и снаружи одни они, но тут посреди всеобщей толкотни и давки кто-то сказал, что разглядел «их парней».
В тесноте перед входом на стадион полицейские шеренги казались уже не такими плотными — я заметил, как рыжеволосый парень «Челси» проскользнул в толпу суппортеров из Манчестера. Он пошел следом за одним из них. Он хлопнул того по плечу, и когда тот обернулся, тяжелым предметом — арматурой или чем-то вроде нее — который он держал обеими руками, ударил суппортера поперек шеи, прямо по кадыку. Сила удара была такова, что суппортер «Манчестера» потерял равновесие, на несколько дюймов оторвался от земли, и рухнул как подкошенный, потеряв сознание. А суппортер «Челси» моментально растворился в толпе — я даже не заметил, как.
На стадионе полицейский контроль продолжался, хотя и не такой тесный — один ряд полицейских стоял внизу, по ту сторону ограждения; другой — наверху; и еще два справа и слева, дабы не допустить контакта между местными и приезжими суппортерами. Казалось, что полицейские довольны уже тем, что оцепили это пространство — потому как войти внутрь они не могли. Суппорте-рам же «Челси» удалось «зайти на сектор» — подобно уличному рыжему террористу, то тут, то там они провоцировали небольшие стычки, по большей части оставшиеся незаметными для полиции. У меня создалось впечатление, что полицейские рады «не замечать» того, что происходит внутри оцепленного ими пространства — их беспокоило то, чтобы ничего не было снаружи, а если кому достанется внутри — что ж, сам виноват, виноват хотя бы тем, что оказался там.
Это было неприятное ощущение. Да и сама атмосфера, в которой проходила игра, была неприятной — колючей, неуютной. Было холодно, дул сильный ветер: глаза слезились от мелкой пыли, я ощущал ее на волосах и на теле под одеждой. Не прекращалось движение: народу внутри оказалось слишком много, знакомый трюк, чтобы убрать людей с улицы, и все, что оставалось — пытаться не упасть да толкаться, чтобы хоть что-то видеть на поле. То и дело что-то где-то происходило, спровоцированное теми, что «зашли на сектор», и все вставали на цыпочки и вытягивали шеи, чтобы разглядеть, что именно, но разглядеть не удавалось. А потом что-то случалось в другом месте, и шеи вытягивались уже в другом направлении. И далее в том же духе. Кто-то вдруг начал кидать горящие шашки — стоявшему рядом со мной такая чиркнула по лбу. Было неприятно, «клаустрофобично». Вокруг говорили, что кого-то пырнули ножом, но я этого не видел; другие говорили, что этого не было, но если это все-таки правда, то ничуть не удивительно.
Ближе к концу матча я снова заметил рыжеволосого суппорте-ра «Челси». Я так и думал, что он будет среди тех, кто зашел на гостевую трибуну. Теперь я его увидел. Хоть он и улыбался, лицо его все равно выглядело злым, злобным. На щеке у него был уже знакомый мне шрам от ножа. Небольшого роста — ниже меня примерно на голову — но низкий рост отнюдь не был в его случае слабостью: наоборот, он делал его более компактным, подвижным и резким. Смотреть на него было неприятно: маленький механизм для причинения боли. Когда он, пробираясь к выходу, подошел ближе и прошел совсем рядом со мной, у меня возникло искушение схватить его сзади за шею и задушить. Искушение было сильным, и когда он ушел, я пожалел, что не последовал своему первому порыву.
К концу матча напряжение и ожесточение достигло крайней точки; «атмосфера» изменилась, и напоминала теперь состояние, которое ощущаешь в воздухе перед грозой. Но я устал. Я хотел в тепло. Я хотел домой. Мне надоело стоять, мне надоела полиция, мне надоела холодная погода, от которой раз плюнуть подхватить простуду, мне нравилась перспектива оставаться на трибуне среди этих парней, от которых пахнет дешевой едой и дешевым пивом, ждать, пока полицейские очистят улицы вокруг стадиона от вражеских суппортеров. И я решил, что нужно попытаться пройти через оцепление.
Полицейский сделал движение в мою сторону, посмотрел так, словно сейчас остановит меня, но не сделал этого. И я оказался на другой стороне. Я мог идти куда угодно. Я почувствовал себя заново родившимся.
Я узнал человека, идущего рядом со мной, — суппортер «Манчестера». Я подумал, что он руководствуется теми же, что и я, соображениями; выглядел он очень одиноко, погруженным в собственные мысли — последний человек на земле, которому придет в голову мысль об участии в беспорядках.
Я шел дальше. Тут я заметил Роберта. А Роберт-то каким образом здесь оказался?
Следом за Робертом шел еще один парень. Этот, также в полном одиночестве, двигался в той же манере: сосредоточенно, не привлекая внимания. Это уже казалось подозрительным. Потом я увидел еще одного, и тогда наконец до меня дошло, что все эти люди специально разделились, чтобы беспрепятственно пройти через оцепление. После секундной нерешительности все они начали двигаться вниз по Фулхэм-роуд, не торопясь, но и не слишком быстро, с одним и тем же выражением на лице: «я здесь по своим делам и мне нет дела до каких-то там беспорядков». Не знаю, было ли это запланировано; мне показалось, что все произошло спонтанно. Возникла толпа, возник эффект появления чего-то. К нам присоединялись все новые и новые люди, привлеченные знакомой магией толпы, причем было такое ощущение, что они появляются не извне, а как бы сама толпа рождает их. Казалось, что толпа растет, как живое существо, как некий биологический организм, чьи клетки делятся и рождают новые, все больше и больше.
Я пошел следом за ними, боясь пропустить что-нибудь интересное. Не знаю, почему они пошли именно в эту сторону, я решил, что куда бы они ни пошли, пойду следом. Я уже забыл, что только что собирался домой. Я больше не был уставшим и простуженным, меня, как и всех вокруг, оживило ожидание того, что вот-вот произойдет.
Вокруг были незнакомые лица — суппортеры лет тридцати пяти — сорока, ветераны насилия, приехавшие сегодня потому, что это матч против «Челси». Происходящее было им настолько знакомым, что они просто излучали уверенность в себе и спокойное знание. Опытные, мудрые и неразговорчивые.
Пока группа — все так же неторопливо, «случайно» — прошла мимо станции метро «Фулхэм Бродуэй» и свернула в боковую улицу. Полицейские с собаками, на лошадях, в минивэнах, концентрировались у входа в метро. Все понимали, что раз зашли так далеко, нельзя «пропалиться». Это создавало странный эффект: все равно, что тысяча людей на цыпочках крадется через гостиную, в то время как хозяин спит в кресле перед телевизором. Чтобы «пропалить», достаточно было взгляда одного полицейского. Но этого взгляда не было. С каждым шагом предвкушение росло. Я заметил табличку с названием улицы — Вэнстон-плейс. Этот район я не знал; зарубки ставить, что ли? Все пошли направо, я следом. Потом все повернули налево, очень быстро. У них получилось: «Фулхэм Бродуэй» осталась позади.
Суппортеров «Челси» я не видел. Но я уже был достаточно опытным, что осознавать значение того факта, что нигде не видно и полиции. Вот что самое главное: полиция ждет на каждой станции от «Фулхэм
