редактор-подкулачник.
— Пожалуйста, коллеги фашисты, бензинчик высшего сорта. А это дарю вам журнальчик с прекрасными стихами одного бывшего металлурга. Такого антиленинского зоологизма вы еще не встречали. Пальчики оближешь! А вообще-то был бы рад видеть вас в числе наших подписчиков.
Через пять минут бензин залит, и все в порядке. Певец партии садится за управление. 'Vorwarts!' ('Вперед!')
— командует фельдфебель. Мотор взревел, но машина ни с места. В чем дело опять? Оказывается, у тягача просто маловато сил, чтобы свалить памятник.
Немец подзывает пальцем драматурга-ленинианца:
— Все слезы льешь? А ну сбегай за хомутами!
— За хомутами? А где их найти?
— Где хочешь. Быстро!
Ленинианец исчезает и минут через пятнадцать приволакивает полдюжины хомутов. Где взял, Бог весть! Может быть, выменял на свои пьесы.
— Очень хорошо! — говорит фельдфебель и надевает хомуты на шеи русских участников погромной акции. Их впрягают в одну упряжь впереди тягача попарно: нардепа и петербуржца, певца партии и редактора-подкулачника, драматурга и вдруг откуда-то взявшегося поэта-металлурга, лауреата премии Ленинского комсомола.
— Вперед, прихвостни! — командует немец. Мотор взревел. Петербуржец того гляди лопнет от натуги. Нардеп обливается апоплексическим потом. Певец в беспамятстве бормочет стихи: 'Мужчины, мужчины, мужчины! Вы помните званье свое!' Подкулачник высунул язык, синий от ненависти к Ленину. Металлург приговаривает, задыхаясь: 'Я человек рабочий. Десять лет простоял у мартеновской печи…' Наконец, а-а- х!.. Упал памятник! Все бросаются друг другу в объятья. Ура! Целуются, блаженно хрюкают. Памятник упал навзничь. Металлург вскакивает ему на грудь и, приплясывая, читает свои стихи, напечатанные в журнале.
Ба! Да это Валентин Сорокин!
Один немецкий солдат спрашивает другого:
— Что такое 'рыскает сплошь'? Можно так сказать?
— Конечно, нельзя. Да черт с ним! На нас же работает.
Вдруг появляются генерал и несколько офицеров. Фельдфебель докладывает, что тут происходит. Генерал доволен и говорит, чтобы всех русских построили. Фельдфебель командует: 'Русские прихвостни, в одну шеренгу становись!' Становятся, но драматурга нет: куда-то незаметно исчез. Где он?
Генерал подходит к строю:
— Русские друзья! Мне доложили, что все вы члены коммунистической партии с тридцати — сорокалетним стажем. Но я не могу поверить, ибо не в силах вообразить, чтобы, допустим, члены нацистской партии крушили бюсты фюрера. Поэтому прошу вас предъявить партбилеты.
Нардеп, редактор и металлург достают из боковых карманов билеты и протягивают генералу. К нему приближается майор из разведотдела и говорит:
— По агентурным сведениям, правда непроверенным, все они утаивали от партии свои доходы и платили взносы с гораздо меньших сумм, надо бы на всякий случай выпороть.
Генерал с любопытством рассматривает билеты, потом говорит:
— Вот тут на первой страничке нарисован Ленин. Знаете ли вы, что сейчас русские полки сражаются против нас под знаменами, на которых его изображение? А в этих полках ваши отцы и старшие братья…
— Да, конечно, знаем, — отвечает за всех нардеп Карякин. — Ведь мы тут все и очень образованные, и знающие жизнь. Собчак, например, доктор наук, профессор. Меня не сегодня-завтра в академики изберут. Певец партии французский язык почти знает. Редактор-подкулачник — выдающийся знаток браконьерства по рыбной части. У одного только металлурга среднее образование, но и он умен, как муха.
— Очень интересно! — качает головой генерал. — Значит, вы крушили его памятник, держа у сердца его портрет? Превосходно! Я думаю, что во всей мировой истории у вас нет даже отдаленных подобий.
Он подходит к строю и правой рукой похлопывает всех по мордашкам. Потом протягивает эту руку адъютанту и тот обрызгивает ее каким-то дезинфицирующим составом.
— А ваши билеты? — спрашивает генерал остальных.
— Я не член партии! — радостно выпаливает певец с камешками.
— И я не член! — подхватывает петербуржец читинского разлива Собчак…
Опять подходит майор из разведотдела:
— Позвольте доложить: врут. Певец состоял в партии более сорока лет. Вы же слышали стихотворение его о приеме в партию. А вышел он совсем недавно, когда узнал, что мы расстреливаем коммунистов. Петербуржец вступил в партию, чтобы стать членом рейхстага. 10 июня 1988 года в своем заявлении о приеме он писал, — майор достает из планшета листок бумаги и читает, — 'Прошу принять меня в члены КПСС, потому что в это решающее для партии и страны время хочу находиться в передовых рядах…'
— Зала заседаний? — перебил генерал.
— Нет. '…в передовых рядах борцов за дело социализма и коммунизма. Программу КПСС изучил, признаю и обязуюсь выполнять. Анатолий Собчак'.
Генерал, его свита, все немцы хохочут.
— Так и сказано: 'В передовых рядах борцов'? — утирая слезы, спрашивает генерал.
— Так точно. А через два года, с помощью партбилета став членом рейхстага и градоначальником, он сбежал из партии. Такова правда истории. Надо бы выпороть.
Генерал почему-то никак на это не реагирует, возвращает билеты, жмет всем руки:
— Молодцы!
— Рады стараться, господин агрессор! — отвечают в один голос.
Генерал опять дезинфицирует правую руку.
Появляются еще четыре русских. У одного в руках поэма Евтушенко 'Казанский университет', у второго — поэма Вознесенского 'Лонжюмо', у третьего — поэма Рождественского — '210 шагов', четвертый очень похож на Михаила Ульянова, игравшего в пьесе Шатрова роль Ленина. Да это не они ли сами и есть? Четверка подходит к сваленному памятнику. Можно было ожидать, что они кинутся с кулаками на тех, кто надругался над памятью великого человека, — недаром же у них в руках книги, в которых он превознесен до небес. Но нет, смотрят, молчат и удаляются. Человек, похожий на Евтушенко, при этом произносит: 'Мы не присоединились к ним и — тем спасли честь русской интеллигенции'. Он очень ее любит.
А генерал совещается со свитой.
— Что же с ними делать, господа?
— Забросить в тыл к русским, — говорит кто-то.
— Нет, — возражает майор из разведотдела, — они могут быть гораздо полезнее в ведомстве доктора Геббельса. Надо отправить их к нему.
Все молчат, думают. Кто-то говорит:
— Их, конечно, надо выпороть, а потом наградить.
Но как? Чем?
— Господа, идея! — восклицает опять майор, большой знаток русских проблем. — В 1918 году на Ленина было покушение. Пулями, отравленными ядом кураре, в него стреляла эсерка Фанни Каплан. Так вот, не учредить ли нам для таких, как эти, литературную премию или медаль имени Каплан? Ведь они
