А. С. Секретная миссия

– Черт меня побери со всеми потрохами! – воскликнул барон, присматриваясь к незнакомцу. – То-то мне голосок этот смутно знаком! Не видеть жалованья за три года, если не вы, любезный, велели нам тогда, на дороге, стоять смирно, потому что у вас, мол, достаточно пистолетов…

– Произошла ошибка, – не моргнув глазом, ответил незнакомец. – Вас перепутали с… с совершенно другими людьми. По крайней мере, вам ведь не причинили никакого вреда? Пойдемте. Это в ваших же интересах.

Вновь переглянувшись и пожав плечами, они все же вышли следом за неожиданным избавителем в ночную прохладу. У крыльца стояла запряженная парой карета, незнакомец распахнул дверцу, пропустил их и залез следом. Кучер тронул лошадей, не дожидаясь распоряжений.

– Куда мы едем? – подозрительно осведомился барон.

– В вашу гостиницу, конечно. Вы соберете багаж и нынче же утром сядете в берлинскую почтовую карету. В берлинскую, подчеркиваю. Вам совершенно нечего больше делать в Вене… и уж тем более в Праге. Все и так закончилось достаточно печально, не стоит добавлять лишних трупов.

– Мы вам благодарны за участие, сударь, – сказал Пушкин. – Ведь это вы, несомненно, нас выручили? Но мы, простите великодушно, не из собственного удовольствия путешествуем и не по собственной прихоти очертя голову лезем в опасные неприятности. Мы состоим на службе…

– Мне прекрасно известно, где вы оба состоите на службе, – отрезал незнакомец. – И тем не менее…

– Но послушайте!

– Нет уж, это вы послушайте, господа… – сказал незнакомец резко. – Тем, во что вы так легкомысленно ввязались, должны заниматься совсем другие учреждения. Гораздо более опытные и, я бы выразился, несравненно более сочетающиеся с сутью проблемы. Учреждения, насчитывающие от роду несколько сотен лет и, смею вас заверить, накопившие немалый опыт в борьбе…

– Ах, во-от оно что… – строптиво произнес барон. – Ну да, долетало до меня, что святая инквизиция вовсе не померла естественной смертью, а поменявши шкуру на змеиный манер, продолжает существовать в глубокой тайне… Как вас именовать, а? Падре какой-нибудь?

– Падре Луис, – сказал незнакомец все так же холодно. – Вы вправе забавляться любыми догадками, я все равно не буду отвечать на прямые вопросы…

– А все и так понятно, – сказал барон. – Так какого ж черта вы нам советуете уехать? Одно дело делаем…

В полумраке нельзя было разглядеть лица падре Луиса, но в его голосе звучала ледяная ирония:

– Сколько самонадеянности, милейший барон… Право же, не стоит и сравнивать. Ваши так называемые серые кабинеты, тайные департаменты и прочие особые экспедиции, простите за прямоту, не более чем детские забавы…. Горсточка людей, приступившая к работе всего-то двадцать с лишним лет назад – без серьезных знаний, без изучения многовекового опыта предшественников, без системы. Французы это называют дилетантизмом – доводилось слышать такое словечко? Вы хватаетесь за все сразу, не в силах отделить главное от второстепенного, гоняетесь за жалкими оборотнями, доживающими век в глухих местечках, преследуете убогих ведьмаков, всего-то и умеющих, что наслать град и створаживать молоко… В глубь вы не копаете, потому что и представления не имеете, где и на какой глубине искать корни…

– Ага, – сказал барон строптиво. – Что ж вы за столько-то сотен лет, такие умные и могучие, корешки-то не выкорчевали? А теперь изображаете из себя…

– Я же объясняю, вы попросту не понимаете всей сложности и грандиозности задачи…

– Вот и давайте вместе стараться.

– Вместе? С кем? – Падре Луис, судя по голосу, искренне улыбался. – Простите, господа, но чем вы можете быть нам полезны? Я уважаю вашу целеустремленность и отвагу, но ими одними делу не поможешь. Возьмите недавние события. Вы, собственно, ничего не добились, не продвинулись ни на шаг вперед, зато потеряли одного из своих, мало того, были искусно ввергнуты в серьезные неприятности, из которых освободились только благодаря мне. Вы храбрые и порядочные молодые люди, я не мог оставить вас в столь печальном положении… но я не могу постоянно следовать за вами, как нянька за ребенком. У меня есть свои заботы и свои дела. К тому же я уезжаю не сегодня-завтра. И, оставшись без поддержки, вы очень быстро угодите в очередные неприятности… дай бог, чтобы ограничилось неприятностями. Вам, собственно, здесь нечего делать после смерти графа. Без него никто не станет вас слушать, никто попросту не посвящен… Так что вам следует немедленно вернуться… и не в Вену, а в свои столицы. Примите это как совет искреннего друга. Оставьте детские забавы…

– Но послушайте…

– Мы, кажется, приехали? – спросил падре Луис, отодвинув занавеску и выглянув в окошко. – Ну да, вот и ваша гостиница… Никаких дискуссий, господа. Не тот случай. Вы ввязались в историю, которая вам безусловно не по зубам – и потеряли одного человека. Если не проявите здравомыслие и не уйметесь, рискуете и вашими головами. Так что категорически советую уехать завтра же утром. Больше я вам ничем помочь не смогу. – Он распахнул дверцу кареты. – Всего наилучшего, и да хранит вас Бог…

Они вышли и, не оглядываясь, побрели к входной двери. Сзади простучали колеса отъезжавшей кареты. Полная луна стояла над высокими крышами, ночь была тихая и теплая.

– Бьюсь об заклад, в буфете у нашего гостеприимного хозяина наверняка найдется бутылочка, – сказал барон тихим, потерянным голосом. – Пойдемте?

В гостиной, как и давеча, никого не было. Шесть свечей в двух канделябрах на каминной доске догорели до половины. Барон застучал высокими дверцами буфета, обрадованно крякнул, извлек бутылку и два стакана. Наполнив их, они уселись у потухшего камина и, не глядя друг на друга, отпили немного. Вино не радовало и не приносило утешения, хотя его никак нельзя было назвать скверным.

– Так и будем молчать? – спросил барон сварливо.

– У вас есть предложения, Алоизиус? – спросил Пушкин угрюмо.

– Найдутся, – сказал барон многозначительно. – Не знаю, что вы теперь думаете, но что до меня – клянусь честью прусского королевского гусара, я в Берлин не вернусь. Прикажете отступать, как побитая собака, когда я жив-здоров, не ранен и полон сил?! Да я их буду гнать, как собака – хорька! Черт меня