– Отставить свист, – нейтральным тоном распорядился Кацуба. – Традиции надо чтить, а суеверия тем более…
– Да я сразу и перестал… – виновато ухмыльнулся Котельников. – Как только сказали…
Кацуба, заложив руки за спину, тоже прошелся вдоль стены, занудным тоном рассуждая:
– Все оттого, что морские и сухопутные суеверия не совпадают, а если бы они совпадали, не было бы никакой проблемы… И никаких тебе недоразумений…
В воздухе, Мазур ощутил всей шкурой, висело напряжение – еще и оттого, что Кацуба совершенно на себя не походил, вяло, расслабленно болтался по рубке, изрекая этакий поток сознания, ничуть ему не свойственную дурацкую болтовню. Сам Мазур встал так, чтобы держать в поле зрения большую часть рубки, – он не знал, какие инструкции получили остальные, и по своему разумению обеспечивал себе оперативный простор.
– Микушевич, – позвал Кацуба, не прекращая прохаживаться вдоль стены утиной чаплинской походочкой. – Как по-твоему, пальма на «Вере» настоящая?
– Настоящая, – кивнул Мазур. – Тогда искусственных не делали, по-моему…
– На горизонте а ля пальма, как ты, я, пальма одинока… – нудил Кацуба. – А где-то скачет мой черноокий, через саванну путь его далекий… Идиотский шлягер. Ну какие в саванне пальмы? Или есть они там, все же? Ильич, когда у нас «Вера» ожидается?
– Примерно через четверть часа, – бросил старпом, по-прежнему не поднимая головы.
Мазур краешком глаза подметил, как Котельников неподдельно встрепенулся.
– Почему «Вера»?
– Да потому, что я велел вторично обследовать «Веру» со всем прилежанием, – скучным голосом сообщил Кацуба.
– Зачем?
– А налетела блажь.
– Ты серьезно?
– Я серьезно, – сказал Кацуба. – Не насчет блажи, а насчет моего твердого решения. У тебя что, возражения?
– Ну… Не вижу смысла. Уж «Вера»-то не может иметь никакого отношения к контейнерам с отравой…
– А кто может иметь? – Кацуба резко свернул, остановился перед капитаном, по-прежнему держа руки за спиной, переступая с пятки на носок.
– Откуда я знаю? – чуть вымученно усмехнулся Котельников.
Кацуба пожал плечами:
– Черт тебя разберет, что ты знаешь, а чего не знаешь… Пакостная у тебя, Гоша, привычка, уж извини, – помалкивать о том, что знаешь, а о том, чего не знаешь, разводить турусы на колесах… Ох, пакостная…
– Ты что, с цепи сорвался? – тихо спросил Котельников. – Отчего такой тон?
– Да пошел ты, гнида, – произнес Кацуба скучным, бесцветным голосом. – Мне, друг Гоша, совершенно не интересно, на чем тебя там сломали, зато чертовски интересно, помнишь ли ты, сокол мой, что такое допрос третьей степени с пристрастием…
Мазур подобрался – начиналась кадриль…
В общем, Котельников вел себя, как и надлежало ожидать, – любой посторонний наблюдатель поручился бы, что его терзают сейчас доподлинная обида и натуральнейшее недоумение.
– Что-то я тебя…
– Да кончай ты, тварь, – бросил Кацуба с видом бесконечной усталости. – Хоть передо мной-то не изображай удивленную целочку, которой предложили сделать минет, а она понятия не имеет, что это такое… Такова се ля ви, Гоша. Погорел так погорел. И не надо круглых от удивления глазок. А то обижусь. Следовало бы помнить, что я только по виду раздолбай, а в голове у меня есть все же немного мозгов…
– Хватит!
– Вот именно, что хватит, – скучным голосом тянул Кацуба. – Нахрен нам эти игры… Не было никаких погружений к «Комсомольцу», ты же знал, Гоша. Оба раза под твоим чутким руководством погружались к «Вере». И водолаза ликвидировали возле «Веры», и незадачливого погранца. Что до последнего, то его подняли как раз из трюма «Веры», а не обнаружили на дне. Соврал я тебе насчет дна, Гошенька. И в документах соврал. Да и наниматели твои тебе соврали, я так полагаю. Ты же, болван, и сам не подозревал, что погранца прикончили возле «Веры», а? По роже вижу, не подозревал. Они тебя обыграли не столь уж и хитро. Велели клясться и божиться, что «Вера» стопроцентно чиста, что делать там совершенно нечего. А тебя уверили, что аквалангист валяется на дне около «Комсомольца», соответствующим образом обработанный, чтобы все решили, будто он угробился по естественным причинам… Вот и выходило, что все загадки идут от «Комсомольца». Каковой вообще не изучался.
– Слушай… – севшим голосом выдавил Котельников.
– Да нет, это ты слушай, – отмахнулся Кацуба. – Реконструированное недавнее прошлое выглядит примерно так. «Вера» должна была оставаться неосмотренной. Чтобы никто посторонний ее не видел. А оба умертвия должны быть связаны с «Комсомольцем», пустым, как гнилой орех. И тебя разыграли втемную. Поменяли на картах местами оба затонувших кораблика. Ты же для них был не своим, Гоша, простой подметкой… Свято верил, что это около «Комсомольца» происходят умертвия. И я бы следом за тобой поверил – не выйди покойный Шишкодремов на уже скончавшегося к тому времени капитана водолазного бота. Получился сплошной театр масок. Все еще не допер? Это просто, Гоша… Твои новые хозяева тебя отправили к «Комсомольцу» – а вот хозяева капитана его отправили, наоборот, к «Вере». Очень их заинтересовала «Вера». Капитан-то как раз знал, что опускает водолаза, а следом за ним и погранца, ни к какому не к «Комсомольцу» – к «Вере»… Начинаешь понимать? Вы выходите в нужную точку. Ты, как и все прочие, кроме капитана, убежден, что исследуется «Комсомолец». Один капитан не верит липовым картам, у него есть настоящая… Он-то как раз довольно быстро определил, что именно на «Веру» смертельно опасно лезть. За что и поплатился головой – а заодно и несчастный болван Прутков, узнавший истинное положение дел. Чуточку запутанно, конечно, не спорю. Но если подумать, не особенно. Случались хитросплетения и посложнее. Сверхзадача, в общем, проста – сделать источником загадок и смертей «Комсомолец», а «Веру» вообще вывести из поля зрения. Я тебе не буду подробно излагать ход своих мыслей, все дедуктивные примочки, скажу проще: тебя быстренько расшифровали. Тяжелым человеком был Шишкодремов, но вот работать умел. И начал я тебе компостировать мозги, подыгрывал изо всех сил. До тебя ведь только сейчас дошло, что мы крутились вокруг «Веры», а? В самом деле, как тут определить? На море ориентиров нет, что тебе скажут морские люди, тому ты и веришь…
Что-то легонько стукнуло – это милейший, невозмутимый Степан Ильич с отсутствующим видом положил поверх карты пистолет. И продолжал попыхивать трубочкой.
– Если смотреть глобально, – продолжал Кацуба, – ты, Гоша, старался впустую. И бесславно погорел без всякой пользы. Для всех. И для себя в первую очередь. Но поскольку ты меня пока немного интересуешь как источник определенных сведений о твоих загадочных нанимателях, еще поживешь. Это я тебе гарантирую. А вот целость шкуры, если начнешь вилять, гарантировать не могу, ты меня знаешь…
Теперь у Мазура не оставалось никаких сомнений, что майор прав. Котельников лихорадочно искал выход, выражение лица менялось так стремительно и хаотично, что видно было: подбирает панически убедительную личину, линию поведения. И не может ничего придумать с маху – не просчитывал такого варианта, не сделал заготовок, приходится импровизировать….
Его рука дернулась к карману, остановилась на полпути, он шагнул к двери. Остановился.
– Философский вопрос, – лениво протянул Кацуба. – Куда можно сбежать, находясь на корабле? Если до берега километров двадцать, а весь экипаж готов пуститься в погоню? Гоша, не выпендривайся, грустно смотреть. Пушечку на стол, сам – за стол, начинай исповедоваться…
– Извините, что без разрешения, но мне…
Кацуба крутнулся на месте – но опоздал, как и дернувшийся было Мазур. Котельников уже захлопывал ногой дверь, в которую так некстати ввалилась Даша Шевчук. Спиной вперед отскочил к стене, держа Дашу перед собой, выкрутив ей кисть, уперев в висок дуло пистолета. С кривой улыбочкой бросил:
