— Нужды не было, — ответил Данил. — С такой мразью… А потом, когда я вышел, какая-то сука пальнула из машины. Из арбалета.
— Что, прямо возле «серого дома»?
— Эка невидаль, — сказал Данил. — У соседей в прошлом году деловые из автоматов хлестались в трех шагах от областного УВД. Слышали?
— Слышал. Но не могли же они тебя вести? Ты же, паразит, и от моих при нужде уходил пару раз…
— Не могли, — сказал Данил. — Я старательно проверялся. Расклад тут самый простой: кто-то брякнул ребяткам Принца, что я живехонек и гуляю по управе. То ли кто из охраны, то ли секретарша… Они и приехали. Время было, я там брал интервью с полчаса.
— Теперь они знают, что ты живой… А отсюда закономерно вытекает, что через пару часов на тебя все-таки будет ордерок, подписанный той же персоной, и примутся гонять, как зайца. На фирму тебе нельзя, это азбука… Будешь залегать?
— Я, по-моему, уже залег, — усмехнулся Данил.
— С лихими рейдами по управе? Интересно, у тебя поддельный паспорт есть?
Данил молчал, ухмыляясь.
— Кстати, о подделках, — сказал он, достал удостоверение Логуна и подал Ведмедю. — Вот, по- моему, хороший пример. Человек официально состоит на службе в ФКГЗ, но почему-то таскал корочки ФСК. Которые ему в ФСК определенно не выдавали.
— Действительно, интересно… — Бортко небрежно сунул удостоверение в карман. — Ну, я забираю, ты ж для того и достал… На улице нашел, конечно?
— Ага. У пивной валялась.
— У «Трех пескарей»?
— Нет, у «Митьки». «Пескари» неделю как на ремонте, там теперь шикарный магазин будет…
— Ну ты молодец, столько мне принес интересного… — сказал Бортко. — Вот всегда бы так. Ордер твой я постараюсь притормозить на сутки. К исполнению пойдет наверняка через меня, не найдет он другого пути, хоть и понимает все… А ты сможешь эти сутки с максимальной выгодой прожить?
— Постараюсь, — сказал Данил.
— Комиссия прилетит с пятичасовым. Вполне демократично, даже не спецрейсом, как в былые времена… — Бортко понизил голос. — Все к о н т о р ы уже получили грозные шифровки о должном содействии, обеспечении и соблюдении секретности. Ты уж меня не выдавай, обижусь… Босс ваш, конечно, не прилетит. Это и правильно, огрызаться будет оставшаяся команда, для того ей зубы напильником и вострил… Кому вы на мозоль наступили-то, болезные?
— Долго рассказывать, — сказал Данил. — Да и скучно.
— Говорят вы, как дети малые, клады ищете?
Улыбка у Ведмедя была самая невинная, а глаза — наивные, как у ребеночка с пасхальной открытки.
— Сплетни, — сказал Данил. — Состав комиссии глянуть можно?
— Для откровенных людей можно и откровенно… — Бортко достал из сейфа какой-то бланк, аккуратно загнул верхнюю половину и из своих рук показал Данилу оставшуюся часть.
Председатель — депутат Государственной Думы Сергей Ликутов. Генеральная прокуратура, МВД — неизвестные какие-то фамилии. А вот генерал-лейтенант Перфильев — человек Решетова, тут и гадать нечего… Остальные, вероятнее всего, прихваченные для количества статисты, соответствующим образом проинструктированные и всегда готовые исполнить роль хора из греческой трагедии.
— Провозятся они с вами, как показывает опыт, недельки две, — сказал Бортко. — Даже при горячем желании Москвы кого-то съесть. Вы, конечно, не ангелы…
— А мы крылышки и не прицепляли. — Данил посмотрел ему в глаза. — Только те, что придут потом, окажутся во сто крат хуже… По-другому и не бывает в смутные времена беспредела, передела и дележа…
— Сам знаю, — сумрачно сказал Бортко. — И про то, что голодные мухи злее сытых, тоже знаю… Между прочим, Глаголев сегодня улетел в Москву. Первым утрешним. На ковер, по данным разведки.
— А насчет «бешеной коробочки» ваша разведка ничего не сообщала?
— Ах да, БТР этот… — Бортко встал и обернулся к карте. — Смотри сюда. — Он взял со стола коробочку булавок с яркими разноцветными головками и принялся их втыкать в окрестностях Шантарска, там, где приятным бледно-зеленым цветом были обозначены леса. — Вот это — «Кедровый бор». Это — место, где недавно нашли сгоревший «мерседес-600» с четырьмя неопознанными трупами, подырявленный из станкача, что твое решето. А это — уютный уголок на Кузнецком плато, где при социализме был ЛТП. Потом алкашей распустили по домам, как жертв тоталитаризма, на объект претендовало Управление лагерей, только отдали его не лагерникам, а одному новорожденному федеральному комитету — под тренировочный центр. Там у них и «бэтээры», и грузовики, и чего только нет, по слухам… А удобно все складывается, ты взгляни — если поехать так… так… сюда и сюда… Не столь уж длинные броски получаются.
— А ведь пулемет, как и пистолет, в два счета идентифицировать можно, — сказал Данил. — Принцип тот же.
Они смотрели друг другу в глаза, стоя у карты.
— Я, конечно, люблю порядок, — сказал наконец Бортко. — Будь он хоть плохонький. Но я ж не Дон-Кихот Шантарской губернии, в самом-то деле. На стену с тараном надо переть, а не с собственным лбом.
— У вас же есть человек…
— Это ты про того, с оборванным ноготком? Он, конечно, поет, только песни у него короткие и скучные. Мало еще одного такого певца. И кассетки этой мало, хоть она и интересная, зараза. Для прежнего времени и хватило бы, но теперь, когда над душой комиссия усядется, нужно что-то поувесистей… А пулемет, между прочим, снять легко. В болоте утопить еще легче. И если это чья-то самодеятельность, а так оно, вернее всего, и обстоит, то можно себя выставить последним идиотом. И будешь заведовать где-нибудь на Таймыре вневедомственной охраной, документы у оленей проверять…
— Фрол жив? — напрямую спросил Данил.
— Во всяком случае, в морги никого с таким имечком не привозили. — Бортко тщательно выдернул булавки и сказал, не глядя на него: — Только чтобы тихо было в городе, понял? И без того за последние две недели «висяков» со жмуриками набралось столько, что класть некуда. Для меня на улице имени твоего троюродного дедушки скоро персональный коврик заведут и персональную банку с вазелином… Живи тихо, ясно? Сутки я тебе гарантирую. А насчет остального — сам крутись, не мальчик…
…Этот девятиэтажный дом из светло-желтого кирпича, напоминавший в разрезе мерседесовскую звездочку, прозванный в народе «дворянским гнездом», был закончен постройкой аккурат к антиалкогольному указу, и обитать там должен был народ в лице его лучших представителей. Когда разрешили перестройку и гласность, вокруг «Дворянского гнезда» закипели митинговые страсти с радикальнейшими плакатами — но, как водится, кончилось все тем, что митинги как-то незаметно рассосались, а в пару-тройку пустовавших квартир заселились все же демократы — опять-таки в лице лучших своих представителей вроде доцента Филимонова, бывшего любимца обкома КПСС, а впоследствии автора нашумевшей пьески «Шлагбаум в небесах» поэта Харисова еще парочка вовремя прозревших реформаторов. Когда Данил загонял на стоянку свой непрезентабельный «жигуль», возле подъезда как раз прогуливал дорогущую китайскую собачку шарпея один из этой когорты — низенький раскосый майор Елдыбаев, сагаец, в последнее время производивший свои корни от легендарного Елди-гей-нойона, сражавшегося некогда с Чингисханом. В свое время Елдыбаев угодил в военное училище по разнарядке для малых народностей, а потом попал в Афганистан, откуда вернулся с парочкой орденов и шрамом на голове, пару лет смирно просидел секретарем дивизионного парткома в местном гарнизоне, а за пару месяцев до ГКЧП принародно сжег партийный билет и объявил себя демократом. В первые дни путча его как-то не было видно, однако двадцать первого августа Елдыбаев объявился у осажденного демонстрантами обкома с учебным автоматом на перевес, так что к раздаче медалек успел. Злые языки поговаривали, что его
