Они повиновались. Когда оба револьвера глухо стукнули о дно водосточного желоба, Бестужев закрыл решетку и выпрямился.
– Не умрете вы своей смертью, молодчик, – мрачно сообщил один из анархистов.
– Там видно будет… – рассеянно ответил Бестужев. – Оба на лестницу, быстро! Если попробуете высунуться – пристрелю!
Ворча что-то под нос, бросая угрожающие взгляды, оба исчезли за дверью черного хода. Вадецкий все это время торчал поблизости с видом совершенно ошарашенным. Захлопнув дверь (слышно было, как внутри ворочается и охает ушибленный), Бестужев дернул репортера за рукав, прикрикнул:
– Бежим!
Оба кинулись прочь, мимо прохожего, так и сидевшего на корточках в полном оцепенении. Бестужев, конечно, Вену совсем не знал, действовал по интуиции – на первом же перекрестке свернул направо, потом налево, давно уже спрятав пистолет, замедлил бег. Быстрым шагом они петляли по узким, причудливо переплетавшимся улочкам какого-то старинного района столицы – и в конце концов оказались на какой-то просторной «штрассе», где потоком катили экипажи, резко крякали клаксонами автомобили, публика прогуливалась исключительно «чистая», а поодаль виднелся чинно прохаживавшийся полицейский.
Слегка подтолкнув спутника локтем, Бестужев распорядился:
– Быстренько придайте своему лицу нормальное выражение, ни к чему, чтобы на нас обращали внимание…
Вадецкий нервно оглянулся:
– А они… Они…
– Успокойтесь, – сказал Бестужев, облегченно вздохнув. – Они наш след потеряли. Пойдемте. Остановим фиакр, уедем в какое-нибудь тихое местечко подальше отсюда и обсудим, как жить дальше. – Он покосился на репортера, усмехнулся: – Что вы приуныли, Карл? Никто вас не заставлял лезть в это дело… и выбирать столь беспокойную профессию…
Он только сейчас вспомнил, что Густав остался неподалеку от пресс-бюро. Но беспокоиться об этом не следовало: дисциплинированный венский извозчик, за весьма щедрую плату нанятый, чтобы быть к услугам Бестужева в любое время дня и ночи, несомненно, будет подремывать на козлах хоть до утра, пока не появится наниматель…
Глава восьмая
Светская жизнь господина ротмистра
– ВЫ УВЕРЕНЫ, ЧТО МНЕ не следует подумать о фраке? спросил Бестужев предусмотрительно.
– Ну что вы, наоборот, – меланхолично ответил Вадецкий. – Там не бывает никаких чопорных приемов, вообще нет ничего похожего на прием. Гости собираются к вечеру, разбиваются на группы и развлекаются всяк по-своему. Вам скорее уж следует подумать о какой-то экзотической личине для себя…
– Простите?
– Графиня – крайне экстравагантная особа, эксцентричности у нее больше, чем у англичан, слывущих мастерами этого дела. Скучные субъекты во фраках ее как раз не привлекают, если вы явитесь в таком виде, вас и коротким разговором не удостоят. Что бы такое придумать… Это же не полицейское управление, никто проверять не будет… О! – Репортер поднял палец. – Вы бывали в Сибири?
– Проездом и ненадолго, – осторожно ответил Бестужев.
– Но все равно какие-то колоритные детали ведь наблюдали?
– Пожалуй…
– Вот вам и выход, – уверенно сказал Вадецкий. – Вы – сибирский князь, владелец тамошних поместий и золотых приисков. Сибирь – это достаточно экзотично…
– Милый Карл, – мягко сказал Бестужев. – В Сибири нет князей… нет, какое-то количество князей и дворян там, если подумать, все же обитает, но в Сибири, надобно вам знать, никогда не было дворянских поместий.
– Правда?
– Честное слово, – сказал Бестужев. – Так уж сложились исторические условия…
– Но золотые прииски-то там точно есть, я читал в серьезном журнале.
– Есть, – согласился Бестужев.
– А какая, собственно, разница? – ухмыльнулся репортер. – Ну кто у нас разбирается в таких тонкостях? Есть дворянские имения, нет имений… Главное, вы – сибирский князь, владелец приисков и поместий, где вы выращиваете нечто экзотическое… Придумайте сами, вы же бывали в Сибири.
– Хорошо, – сказал Бестужев. – Я постараюсь.
После короткого раздумья он извлек из бумажника коротенькую золотую цепочку на двух булавках. Там висели две миниатюрные фрачные награды – офицерский крест ордена Франца-Иосифа и юбилейная медаль, выбитая в честь шестидесятилетия восшествия его величества на престол, учрежденная в прошлом году. Медаль эту Бестужев получил совершенно неожиданно для себя – просто в один прекрасный день был поставлен в известность о награждении посредством официальной бумаги, поступившей из австрийского посольства. Как в подобных случаях бывает, явно сработали какие-то шестеренки громоздкой бюрократической машины: может статься, одним из циркуляров было предписано наградить юбилейной медалью всех, имеющих ордена империи.
Аккуратно прикрепив булавками цепочку к лацкану пиджака, Бестужев глянул на себя в зеркало. Здесь, конечно, не Германия, где почтение ко всевозможным мундирам и регалиям стало сущим языческим культом, но и в Австро-Венгрии, сталкиваясь со здешними чиновниками, Бестужев понял, что подобные украшения поднимают твою репутацию в их глазах…
– Ого… – покрутил головой Вадецкий.
– А что такого? – пожал плечами Бестужев. – Я как-никак сибирский князь. А где вы видели князя без регалий?
– Да, правда… Хотя ради образа следовало бы подобрать парочку каких-нибудь более экзотических орденов.
– Что под руку подвернулось… – сказал Бестужев, не собираясь, конечно же, объяснять, что эти награды пожалованы ему самым что ни на есть законным образом.
Он покосился на репортера, ухмыльнулся мысленно: после удачного бегства от анархистов, оказавшись, по сути, целиком и полностью под покровительством Бестужева, Вадецкий подрастерял прежнюю самоуверенность, стал тихим, услужливым и весьма даже меланхоличным…
– Ну не переживайте вы так, Карл, – сказал Бестужев. – Либо Гравашоль сам в конце концов отсюда уберется, либо за него всерьез возьмется полиция, вы лучше меня знаете, что в Австро-Венгрии анархистов не любят, особенно с тех пор, как один из них убил вашу императрицу… Вена – спокойный город, здесь как- то не привыкли к стрельбе на улицах и взрывам бомб…
Он имел серьезные основания для оптимизма: успел встретиться с полковником Филатовым, официально, хотя и без всякой огласки выполнявшим здесь деликатную миссию по координации действий кое-каких специальных служб обеих империй. Услышав о Гравашоле, полковник чрезвычайно воодушевился и заверил, что сегодня же навестит австрийского коллегу. После чего, никаких сомнений, за Гравашоля примутся всерьез, здешняя тайная полиция подобных заезжих смутьянов не переносит…
– Когда-то это еще будет… – вздохнул Вадецкий. – А пока что мне носа не показать ни в свою квартиру, ни в бюро…
– Да, рисковать не стоит, – серьезно сказал Бестужев. – Ничего, побудете моим гостем, эту квартиру они не знают, иначе давно отирались бы поблизости… Насколько я понимаю, анархисты на каком-то этапе потеряли след, ваш и Штепанека? Понятия не имеют, что вы, так сказать, подарили его графине?
– Естественно. Иначе не гонялись бы за мной.
– Ну вот видите, есть во всем этом и светлые моменты, – сказал Бестужев ободряюще. – И анархисты наш след потеряли, и деньги вы в ближайшее время получите очень даже приличные… Что, можем ехать?
…Когда фиакр с неизменным Густавом на облучке подъехал к ажурным чугунным воротам, Бестужеву поневоле припомнилась фраза из какого-то французского бульварного романа, который он пролистывал от скуки в поезде: что-то насчет того, как светские львы Арман и Робер в безукоризненно сидящих смокингах и
