от обесцвеченных волос с черными корнями до одежды, дорогой, но неудачно подобранной; но теперь, наблюдая, как Ким очаровывает актера со свойственным одним американкам умением, она решила, что та ей скорее симпатична: не скрывает, что в своем немолодом уже возрасте ищет в жизни удовольствия; если для этого необходимо было связаться с Полом — ничего не поделаешь; к тому же со стороны создавалось впечатление, что она его любит.
Ким не представляла для Джейни опасности, как и темноволосая красавица, которую она сочла женой Джастина. Судя по надменности, та происходила из респектабельной французской семьи, возможно, даже носила старинный аристократический титул… Джейни стало забавно: брюнетка определенно стеснялась находиться на яхте вместе с публикой, которую считала сомнительной. Волосы были собраны у нее на затылке в тугой узел, словно строгая прическа могла сберечь ее репутацию. Джастин о чем-то с ней беседовал вполголоса. Судя по выражению лица, он привык к постоянному недовольству своей жены, тем не менее не переставал ее любить. Глядя на них, Джейни вдруг испугалась за себя, вспомнив о двусмысленности собственного положения.
Она ненадолго отвернулась и увидела, как двое в белом бесшумно, как привидения, исчезают в одной из многочисленных дверей. Джейни снова стала смотреть на Джастина и его супругу. Та, не глядя на мужа, изящно откусила кусочек тоста с маленькими черными икринками; компания не отвечала ее требованиям, тем не менее она не брезговала хозяйской икрой. Джастин хмуро посмотрел на жену, потом отвернулся и встретился глазами с Джейни, которая почему-то покраснела, хоть и не отвела взгляд. Обоим было любопытно, но первым сдался он, с виноватым видом снова воззрившись на жену. Джейни сделала вид, что заинтересовалась матросом, скребущим палубу судна.
Когда она снова оглянулась, Джастин направлялся к актеру и его жене. У него были уверенные, располагающие манеры, облик не склонного пасовать и стесняться молодого человека, часто свойственный американцам, а также европейское жизнелюбие. Джейни сразу угадала в нем прекрасного кандидата в женихи — только уже женатого… При этом она испытывала огорчение: такой, как он, ни за что не женился бы на такой, как она. На яхту к Рашиду его привели те же причины, что и ее; разница лишь в том, что ею двигало отчаяние, а им — амбиции. Она понимала, что слишком заурядна, чтобы такой молодой человек, как Джастин, пожелал взять ее в жены. Он, по всей видимости, поднял женитьбой свой общественный статус, не посчитавшись с критикой, которой в связи с этим подвергся. Собственная проницательность привела Джейни в уныние: кто бы что ни говорил, этот мир принадлежит мужчинам, его правила позволяют им получать желаемое, а женщинам остается надеяться и ждать-или выбиваться из сил…
Она в отчаянии огляделась. Рашид тихо беседовал с Полом и двумя арабами — наверное, своими прихвостнями. Она не понимала, зачем ее пригласили: здесь занимались делами, прикидываясь, что предаются светским увеселениям. Уж не для того ли ее позвали, чтобы уравнять число женщин и мужчин? Рашид почти не обращал на нее внимания. Сомневаясь, что у них дойдет сегодня до секса, она вдруг поймала себя на том, что совсем не прочь спрятать в сумочку две-три тысячи долларов, которые ей вручили бы за выполнение столь нехитрой повинности. Рассматривая присутствующих, Джейни чувствовала себя более одинокой, чем все несколько последних недель. Одиночество было как прозрачная белая вуаль, отделяющая ее от мира. Ей даже показалось, что она стала невидимой, хотя она сознавала, что каждое ее движение многократно увеличивается, приобретает небывалую рельефность. Она резким движением перебросила через плечо волосы, жалея, что не последовала совету Эстеллы и не стала курить — было бы по крайней мере чем занять руки. Но облегчение не заставило себя ждать: рядом с ней вырос тот самый красивый молодой человек, на которого она уже обращала внимание.
— Судя по вашему виду, вам не мешает выпить, — сказал он с веселой непосредственностью. Его акцент не был английским. — Неужели никто не предложил вам шампанского?
— Не знаю… — пролепетала она, понимая, что таким ответом выставляет себя идиоткой. Но он оказался непридирчив.
— Раз вы стоите без бокала, значит, вас обошли. — И молодой человек подозвал официанта в белом. Уже через несколько секунд Джейни с облегчением потягивала шампанское и благодарно взирала на него большими синими глазами.
— А вы? — спросила она его.
— Я не могу, — был ответ. — Служба!
— Как это? — не поняла она.
— Хотите верьте, хотите нет, но я — капитан этого корабля, — сообщил он, весело подмигивая. — Йен Кармайкл, — пред ставился он, протягивая ей руку.
— Джейни Уилкокс.
— Что же привело вас, Джейни Уилкокс, милая американка, на «Мамауду»? — Он улыбался, но его глаза были серьезны.
— Сама не знаю, — призналась она.
Он вопросительно рассматривал ее, словно оценивая, насколько искренне ее отчаяние. Потом, заговорщически подавшись к ней, сказал:
— На этом судне никто не знает, зачем он здесь, за исключением самого господина Рашида. Он все знает, а они, — Йен об вел рукой гостей, — не знают ничего. Но по-моему, эта игра представляет для них интерес. — Он помолчал, потом вернулся к прежнему легкому тону:
— Вы знакомы с Робертом Расселом?
— С прославленным актером? — Джейни покачала головой. — Нет, я не знакома ни с кем из знаменитостей.
— Он приятный человек, его жена тоже. Обязательно с ними познакомьтесь.
— У меня нет ни малейшего желания!
— Придется, — сказал капитан. — Не можете же вы проболтать весь день со мной, как бы мне это ни нравилось.
Она посмотрела ему в глаза. Предупреждение это или просто дружеский совет? Она уже испытывала к нему сексуальное влечение и гадала, влечет ли его к ней. Но его глаза были спокойны, как лазурная вода гавани. Удаляясь от него, Джейни поймала себя на пугающем ощущении, что покидает реальность и присоединяется к киношной массовке.
Заметив ее, Роберт Рассел позвал:
— Сюда, юная леди!
Она рассудила, что ему не терпится избавиться от общества Ким. Еще несколько секунд — и она присоединилась к их компании. Через считанные минуты Зара, жена Роберта, подтверждая свою добрую репутацию, уже обещала записать для нее название магазинчика, где купила свой тюрбан.
Компания собравшихся делилась на две части. На одном конце стола сидел Рашид со своими прихлебателями, моделями и Полом, на другом — Джейни, Рассел и Зара, Ким и Джастин с женой (ее звали Шанталь). Трапеза включала пять перемен блюд, вино лилось рекой. Сев за стол, Джейни вспомнила свое воспитание: развитию ума и полезных навыков не уделялось внимания, чего нельзя было сказать о манерах; во всяком случае, она никогда не путала вилки. Этот навык, а также выпитое шампанское обеспечили ей уверенность в себе в этой довольно затруднительной ситуации. Ей было весело наблюдать, как Ким, к возмущению Шанталь, расправляется с копченой лососиной с помощью салатной вилки. С другой стороны, у Шанталь, Ким и Зары было общее: все три были матерями. Джейни казалось, что в приличном обществе женщины должны разделяться на две категории — имеющих детей и бездетных; между женщинами, посвященными в загадку материнства, не должно существовать ненависти…
На вопрос о родах (его задала Ким, еще за первым блюдом) Шанталь скромно потупила взор.
— Что бы мужчины ни говорили, им этого не понять, — сказала она, выразительно взглянув на Джастина. Джейни было любопытно, в этом ли причина неприязненного отношения Шанталь к мужу, или это всего лишь одна придирка среди неисчислимого множества.
После этого разговор почему-то зашел о занавесках, начавшись с тех, стоимостью двадцать тысяч долларов, которые Ким присмотрела для их с Полом нью-йоркской квартиры. Джейни реагировала на застольную беседу надлежащей мимикой и учтивыми звуками, но при этом не могла побороть головокружение. Возможно ли, чтобы на свете было столько денег? Двадцать тысяч на украшение одного окна! В городке, где она росла, все играли в теннис и в гольф, но притом не брезговали вырезать купоны, дающие право на скидки, и радовались, когда покупали мясо для жарки по полтора, а не по три доллара за
