Есть признаки — им имя легион — Наметившейся близости; и он Во гневе грянул кулаком о стену, Когда она в ответ сказала цену. Он знал наречье этих поблядух. Он явственно услышал: «Пленный дух! Ты посягнул на общую живучесть, Но рушишь только собственную участь. Как ты мою ни вывихни судьбу, Я выгребу — и снова подгребу К пологому спасительному брегу, Который мне сулит покой и негу. Я — женщина, подстилка, лгунья, мать: Ломай побег, но воду — как сломать? Низринувшись в любую бездну в мире, Я снова приземлюсь на все четыре. Тебе нужнее этот балаган: Собрав себя по клочьям, по слогам, Познав паденья краткое паренье, Ты побежишь кропать стихотворенье. Дай денег мне. За небольшую мзду (Читатель ждет уж рифмы, но узду Накинет пусть на тяготенье к сраму) С тобою я сыграю эту драму». — Будь проклята! — воскликнул пленный дух. — Нетленный образ лучше тленных двух!— И, разметавши стулья и диваны, Ввинтился в небо черное Гаваны. Как адский змей среди пернатых гнезд, Он бил хвостом среди мохнатых звезд И каялся, что свой запас несметный Раскинул вновь перед простою смертной. Здесь, только здесь, в холодных небесах, На чистых и свободных полюсах, Он обретал — к несчастью, не впервые,— Все то, чего не могут дать живые. Герой летел над пляжем, аки АН. Внизу переливался океан, Гремел музон, и уроженки Кубы Парням попроще подставляли губы И прочее. Усталый Агасфер Из безупречных, но холодных сфер Низринулся, на темный берег целя, И приземлился около отеля. Учтивый, хоть и поднятый в ночи, Мулат-портье вручил ему ключи И улыбнулся духу, как родному, Догадливо сочувствуя облому. В зеркальном лифте наш герой взалкал Закрыться в помещенье без зеркал: Привычный вид, в который он оделся, Насмешкою над замыслом гляделся. Он угадал в бренчании ключей Глухую скуку — скуку всех ночей, Несущую, как лакомый гостинец, Унылый запах — запах всех гостиниц. А в номере пустынном ночевать Мешала многоспальная кровать, Поскольку всем бельем напоминала, Что одного на эту площадь мало; За окнами слоился плотный мрак, Где он резвился только что, дурак,— Теперь же мрак страшил его до тика, Поскольку хмель выветривался тихо; Под лампою белел бумажный лист. Осталось пять последних «Монте-Крист» Герой уселся в кресло, вынул ручку И начертил кружок и закорючку. В который раз перетерпев облом, Он снова очутился за столом, К которому упорно возвращался, С какою бы надеждой ни прощался. От всякого полезного труда Всевышний уводил его сюда — Как если б только это псевдодело К добру вело и тайный смысл имело. Невидимая длань его вела К проверенному месту у стола, Который был ему защитой чести, Или орудьем мести, или вместе. И постепенно — как плетется сеть — Он начал вновь от этого косеть. Пошла плясать гостиничная келья,— Но это было пьянство без похмелья. Герой сидел с яснеющим лицом. Словцо уже низалось за словцом, И демон упивался, как Гораций,
