Пять последних минут. Перед ним на ладони — Жизнь, прошедшая тут. Чуть вдали — Кольцевая, Что и ночью, до двух, Голосит, надрывая Непривычному слух. Небосвод беспределен, Неохватен, жесток. Запад светел и зелен, Слеп и темен восток. Что он знал, новобранец, Заскуливший в ночи, Может, завтра афганец, Послезавтра — молчи… Хорошо, коль обрубок С черной прорезью рта В паутине из трубок И в коросте бинта. Что он знал, новобранец? Пять окрестных дворов, Долгий медленный танец Под катушечный рев, Обжимоны в парадных Да запретный подвал, Где от чувств непонятных Он ей юбку порвал. Город в зыбкой дремоте, Разбрелись кореша. В башне каменной плоти Проступает душа. Пробегает по коже Неуемная дрожь. На создание Божье Он впервые похож. Грудь ему распирая, Прибывает поток Знаков детского рая: То чердак, то каток, Запах смоченной пыли, Терпкий ток по стволам… Но его не учили Даже этим словам. Кто поет — тот счастливей. Мы же обречены Лишь мычать на разрыве Счастья, страха, вины… Он мычит в новостройке, На восьмом этаже. Плачет девочка в койке: Знать, допился уже. Но на собственной тризне, Где его помянут, Что он вспомнит о жизни, Кроме этих минут? Только жадных прощаний Предрассветную дрожь И любых обещаний Беззаветную ложь. …Я стою на балконе, Меж бетонных стропил. На сиреневом фоне Круг луны проступил, Словно краб с бескозырки Или туз козырной… Вот он, голос призывный, Возраст мой призывной. Потекла позолота По окалине крыш. То ли кончено что-то, То ли начато лишь. На неявном, незримом, На своем рубеже «Примы» лакомлюсь дымом На восьмом этаже. Блекнет конус фонарный, И шумит за версту Только поезд товарный На железном мосту —
