абсолютно конъюнктурные, многажды и демонстративно поступавшиеся принципами, готовые на любые коалиции. Так что будет в Украине — или на Украине, кому как нравится, — примерно то же самое: сближения и расхождения с Москвой, циничная игра на них, газовые скандалы, растущее отчуждение от России, тлеющий раскол по линии восток — запад, периодически вспыхивающий сепаратизм в Крыму и на Карпатах, политические скандалы, грязный пиар, медленная, но неотвратимая провинциализация, дай бог, чтобы я ошибался.
Мне давно неинтересно читать украинские форумы, я не участник в тамошних дискуссиях, откровенно каннибальских по накалу, и в тех формах, какие приняла украинская свобода — от парламентских побоищ до педофильских скандалов, — я не нахожу ровно ничего умилительного. И никаких шансов на то, что все это резко перейдет в новое креативное качество или обернется дружным созиданием, текущая президентская кампания не дает.
Россия — совсем иное дело, прямо противоположное, ибо кто будет следующим президентом, здесь, кажется, предсказать нетрудно. Грязной предвыборной кампании не будет, это да, потому что не будет вообще никакой. У власти останется тандем, странное двуглавое существо, и на чьей голове корона — неважно, кажется, даже самим коронуемым. Правила, как в шахматах: король за все отвечает, ферзь все может. Никакому третьему в эту конструкцию не пробраться, да он и не нужен. А вот что будет с Россией, не ясно никому, и от власти это не зависит ни в коей мере, потому что власть сегодня решает не больше, чем в 1915-м, да, если честно, и в каком-нибудь 1881 году.
В России интенсивно борются либералы типа Юргенса и силовики типа Сечина, представители «Семьи» типа т. Юмашевой и агенты сурковского влияния из газеты «Взгляд», провинция вообще давно живет своей жизнью, и представить себе, какова будет эта — и вообще российская — жизнь в 2012 году, лично я не могу при всем желании. Это вопрос куда более сложный, чем судьба украинского президентства. Бифуркация по всем направлениям, и не зря в России сегодня снимаются сразу два фильма под названием «Метель».
Вот вам выбор: в Украине — полная неопределенность с властью и довольно предсказуемая картина будущего, в России — ровно наоборот.
А теперь угадайте, какой вариант мне больше нравится.
Речник и всадник
Ситуация вокруг Речника служит главным предметом обсуждения в блогах. Блоги на глазах становятся серьезной общественной силой, и это тем печальнее, что достоверной информацией не располагает ни один из авторов. Самое печальное, что и власть никак не решится принять блогеров за серьезную общественную силу. С одной стороны, перед нами зародыш гражданского общества, с другой — толпа неорганизованных самодеятельных журналистов, каждый из которых считает себя истиной в последней инстанции. А как вести себя с общественным мнением, наверху вообще еще не решили. То ли надо отыгрывать назад, имитируя оттепель, то ли реагировать бульдозерным ковшом, имитируя силу.
История поселка Речник вызвала такой ажиотаж в СМИ прежде всего потому, что оказалась идеальной метафорой российской истории как таковой. Механизм разрешения имущественных споров отсутствует здесь так тотально и наглядно, что последним аргументом неизбежно оказывается бульдозер. А когда дело доходит до самосожжения, с одной стороны, и бульдозерной атаки при 35-градусном морозе — с другой, недалеко до настоящего социального катаклизма. Сколь бы отрицательным ни был опыт России в этом смысле.
Общеизвестно: силовой, то есть худший вариант развития событий наступает тогда, когда накрываются все остальные. Даже если претензии Природоохраны к Речнику стопроцентно законны и обоснованны, мы уже никогда не сможем быть уверены в том, что задеты интересы природы. Мы не знаем, кто стоит за Природоохраной, в чьих руках она стала инструментом, а главное — что будет возведено на месте Речника. То ли парк «Фантазия», то ли суперквартал мегаэлитного жилья, который, по непроверенным данным, меньше вредит природе.
Мы уже прочли, что с одной стороны в ситуацию вмешались друзья премьера, а с другой — люди президента. Наконец, до нас доходят взаимоисключающие слухи о том, что будет с Речником в ближайшие дни. Одни каламбурят, что снос заморожен на время морозов, другие — что отморозкам мороз не страшен. Поистине, когда левая голова не знает, что думает правая, возникает трагическая неразбериха, жертвами которой оказываются простые представители среднего класса. Их дома рушат, вещи жгут, и нет в окрестностях ни одной инстанции, которой можно верить.
Все это напоминает не столько 17-й год, аналогии с которым, сами понимаете, хочется забыть поскорее, но скорее пушкинский «Медный всадник». Тогдашние хозяева жизни все заковывали стихию, а когда она вышла наружу, крайним оказался маленький человек. Нечто подобное случилось и сейчас, когда разные уровни российского чиновничества в очередной раз не могут договориться между собой. Долго ли средний россиянин готов это терпеть? Вопрос не праздный. Нам опять напомнили, что бульдозер власти готов срыть все, что у нас есть. Человек, у которого отняли многое, совсем не тот, кто лишился последнего. Такому уже нечего терять. И остановить его не смогут никакие Медные всадники.
Гамбургер духа
Не будет преувеличением сказать, что именно после открытия «Макдоналдса» в Москве — отлично помню эту сенсацию, это было в год моего возвращения из армии, когда были особенно остры «все впечатленья бытия», — сформировалось российское отношение к Западу как оно есть, во всей своей прекрасной противоречивости. Отношение это отчасти напоминает сложный комплекс мопассановских реакций на Эйфелеву башню.
Мопассан любил старый Париж и категорически возражал против перемены его облика, но когда башню таки воздвигли, несмотря на протесты тогдашних экологов от архитектуры, он каждый день ходил туда обедать, в ресторан на втором этаже. Когда Золя ему намекнул, что это некоторым образом непоследовательно, Ги наш ответил: «Что поделать, мэтр, это единственное место в Париже, откуда ее не видно».
Против «Макдоналдса», помню, тоже многие возражали: историческое место, кафе «Лира», увековеченное Макаревичем, центр столицы нашей Родины, — и туда внедряется американская третьесортная забегаловка, нужен ли лучший символ бездуховной экспансии! Фастфуд вреден. Все быстрое опасно. (В России вообще любят тугодумов: если бы я в месяц писал по колонке, а в десять лет по роману, считалось бы, что я ужасно глубок, независимо от качества.)
Очереди туда выстраивались длиннее, чем в свое время на «Таганку» — я такие видел вообще только в Лондоне, когда туда приехала экспозиция «200 лет русской живописи». Реакция посетивших складывалась из смиренного восторга («Как быстро обслуживают! Какие вкусные коктейли!»), легкого разочарования («Стоило стоять два часа!»), фирменного советского — и российского — пренебрежения ко всему чуждому и сочувствия к рабскому труду продавцов, вынужденных подобострастно улыбаться в условиях жесточайшей эксплуатации. Говорили, что в Штатах в «Макдоналдс» ходить стыдно. Те, кто так говорил, все равно
