Официантка ушла. Девушка за столиком перевернула еще несколько страниц и принялась рассматривать заинтересовавшие ее фотографии.
Я встал и пошел мимо нее к стойке.
Возле стойки я внимательно осмотрел все выставленные на стеллажах бутылки с напитками, затем повернулся и вальяжной походкой пошел к своему столику. Возле читательницы «Смены» я остановился.
– Ну и как вам это? – спросил я.
Девушка полуобернулась, внимательно взглянула на меня.
– Что – это?
– Ну, «Смена»…
Она дернула бровями – будто пожала плечами: мол, ну что тут сказать? И сказала:
– Забавно. Местами даже серьезно.
– Серьезно? – улыбаясь, спросил я. Пока я размышлял, что говорить дальше, она приняла решение.
– Да вы садитесь. – Девушка чуть съехала со стула, выбросила вперед обе ноги и толкнула носками мокасин ножки противоположного стула. Я сел.
– Давно на вас смотрю, – сказала она, глядя на меня смеющимися глазами.
– Давно? Но, кажется, вы читали журнал…
– Да. Но я люблю наблюдать за людьми. У меня это получается как-то одновременно, что-то делать и смотреть на людей. Как в метро.
– Метро?
– Ну да. Жизнь, как метро. Ты куда-то едешь, в вагон входят люди. Ты смотришь на них, думаешь о них, можешь поговорить. Но на самом деле не смотришь и не думаешь – просто куда-то едешь. Можно воображать, что вы едете вместе. Но в конце концов поезд прибывает именно на твою станцию.
– Или на конечную, – сказал я.
– Ну да. Я и имела в виду смерть. А вы что подумали? – засмеялась девушка. – Вы, кстати, давно думали о смерти?
Ее большие глаза светлого чайного цвета разглядывали меня с добродушным любопытством. Внутренними поверхностями сжатых кулачков она подпирала щеки. Сколько ей лет? Двадцать, двадцать два… что-то было в ней от ребенка.
– В общем… – сказал я, – я думал об этом… о смерти. Не далее как вчера.
– О своей?
– Откуда вы знаете?
– Мы перешли на вы? – ее длинные губы растянулись в еще более длинной улыбке.
– Кажется, мы все время говорили на вы, – я напрягся и неестественно улыбнулся. – Или мне показалось?
– Нет, вам не показалось! – девушка качнула головой, коротко рассмеялась и вновь сомкнула губы в длинной улыбке. – Просто это мне померещилось, что я говорю с вами на ты… У меня бывает. Да, вот когда! – вспомнила она. – Когда я говорила о вагоне метро.
– Ну что ж. Давайте тогда уж на «ты», – согласился я.
– Отлично. И не будем переходить на вы даже в воображении. Угу?
– Угу. Не будем. Но…
– Но? – она расширила глаза и подалась ко мне.
– Почему вы… то есть ты решила, что я думал о самоубийстве?
– Ты же сам это сказал, – улыбнулась она.
– Послушай, но я говорил об этом после, после того, как ты спросила!
– Да?.. – она нетерпеливо дернула бровями. – Ну, тогда мой вопрос прозвучал позже, чем твой ответ, вот и все.
– Странно. Никогда еще не слышал о том, что вопросы могут задаваться позже ответов.
– Могут, – чуть обиженно сжала она губы. – Кроме того, у тебя было такое лицо, что можно было подумать, что ты как раз и способен размышлять о самоубийстве. Кстати, я тоже об этом частенько думала. Но раньше, давно.
– А сейчас?
– Сейчас я просто знаю, когда умру, – сказала она с видом знатока, ответившего на умный вопрос.
Возникла пауза. Девушка молчала как-то радостно, опустив глаза и задумчиво, почти вежливо улыбаясь.
– Интересно, какая у тебя профессия? – наконец подняла она голову.
Ну вот, пошли вопросы о моем социальном статусе. Это было уже не так интересно.
– Журналист, – сказал я. – Работаю в журнале «Органайзер».
– Что-что? – откинувшись назад вместе с волосами, она громко расхохоталась.
– Что тут смешного? – спросил я.
– Смешнецкое название… – все еще смеясь, она качала головой.
Я насмешливо улыбнулся. И в самом деле – смешно. А я об этом и забыл.
– К тому же ты врешь… – сказала она, все еще посмеиваясь.
– Я? Вру?
– Ну да, врешь, конечно. Насчет того, что работаешь в журнале с таким смешнецким названием «Органайзер».
Она говорила так, как я уже давно не говорил – меняя слова на уютный, собственный лад. Последний раз я так, наверное, разговаривал в десятом классе школы.
– Послушай, но я действительно…
– Да верю, что журналист, верю.
Она прищурено улыбалась, глядя мне в глаза, но рассматривая не меня, а именно мои глаза, как бы выискивая: ну-ка, что там в них?
А что, если и она… видит горизонт?
– Почему же тогда…
Она шире, удивленнее раскрыла глаза, немного наклонилась ко мне и пожала худыми широкими плечами.
– Ну как так почему? Это же сплошное вранье, ты же там не просто не в своей тарелке – а в какой-то марсианской, летающей тарелке, разве не так? Люди врут, когда делают не то, что должны делать.
Я внимательно смотрел на нее.
– Ну хорошо. Я действительно соврал, что работаю в «Органайзере» ради семидесяти тысяч рублей в месяц. Из всех, кому я это рассказывал, это заметила только ты. Знаешь, я даже не спрашиваю, как ты это разоблачила. Мне-то казалось, что я очень жизненно все это придумал. Надо же!
– Да ладно тебе, – сказала она. – Не обижайся. Помнишь про вагон? Если человека в метро спросить, что он делает, он может сказать «читаю», и ему поверят. А на самом деле – он едет. Я тоже врала в тринадцать лет. Хотела стать мальчиком, а не девочкой. Мне казалось, что женщина слишком неправильное существо на свете и вообще не имеет права жить. Я даже в секцию бокса записалась, и роман стала в тетради писать – о жизни на планете без женщин, у меня там мужчины научились сами рожать… мальчиков! – Она легко и добродушно засмеялась, широко раскрывая большой рот.
– И я роман писал. Но не дописал.
– Тут ты, похоже, меня не обманываешь… – она смотрела на меня смеющимися и одновременно серьезными глазами. – Я тоже роман не дописала. Мы оба с тобой недописатели.
– Почему?
– По той же причине, что и ты. От внезапного наступления взрослости.
Я смотрел на нее, как бы говоря: «ну-ну». Хотелось возмутиться, что мое наступление взрослости эта девчонка определила в тридцать восемь лет, но благоразумие победило.
– …к тому же не был до конца ясен вопрос с полом автора. Знаешь, я так мальчиком хотела быть, что даже с одной девчонкой по Интернету переписывалась, выдумала, будто меня зовут Игорь и что она мне жутко нравится. Эта девчонка написала мне, что я что-то уж слишком истерична в своих посланиях, словно
