пригласила Аллу к себе в кабинет.
— Ну, как дела? — спросила, усадив ее в кресло и устроившись за своим столом.
— Как мне все осточертело... — простонала Алла, отхлебнула кофе и устремила печальный взгляд на картину, висевшую за моей спиной.
— Понимаю... — кивнула я. — Рутина...
От рутины Аллу трясло. Нас всех от рутины потряхивает, кого чаще, кого реже, Аллу корежило через день.
— Да нет, — она отвела взгляд от картины и уставилась в свою чашку, — на работе полная задница.
Мне всегда было любопытно: отчего Алла так обожает ненормативную и близкую к ней лексику? Или не обожает, а просто намеренно формирует имидж? Мол, вы тут, букашки, возитесь со своими делишками, а мы при искусстве, можем позволить себе такое, что вам и не снилось. Ругнуться витиевато, например, в приличном обществе или еще чего... Признаюсь, порой меня это изрядно раздражало.
Тем не менее я изобразила лицом сочувствие:
— А что такое?
— Не знаешь, где делают этих современных девиц? — вопросом на вопрос ответила Алла. — Впрочем, у меня самой такое чудо подрастает.
— А что девицы?
Девиц у Аллы работало несколько штук, и, сколько помню, Алла всегда была ими недовольна. Алла сделала несколько глотков и поморщилась.
— Невкусный кофе? — обеспокоилась я.
— Да нет, кофе нормальный, — ответила Алла. — Девицы... Просто слов нет! Амбиций — воз и маленькая тележка, а работать никто не переломится.
— У нас такие же. — Я откинулась на спинку кресла. — Вон в операционном пол-отдела таких.
— Правда? — Ее брови взметнулись вверх. — Значит, это тенденция. Мы ведь не были такими, да?
Я кивнула. Не были. Черт его знает почему, но мы как-то старались, переживали за работу, домой тащили несделанное. А нынешние — верно она говорит — не переломятся. Особенно когда речь идет о какой-нибудь трудоемкой и муторной работе.
— Не заставить сидеть в офисе и отвечать на звонки, — тем временем продолжала сокрушаться Алла. — Свободными художниками желают быть, мать их! Причем все. Ну не бред? А кто заказы принимать будет и там всякие бумажки сортировать?
— Н-да, — поддакнула я, допивая кофе.
— Хочу тетку, — вдруг заявила Алла. — Простую тетку без лишних претензий. Чтоб сидела смирно в уголке и пахала на совесть. Нет у тебя такой на примете?
— Алла, — медленно проговорила я, — не поверишь — у меня есть такая тетка.
— Ну? — Алла впилась в меня взглядом.
— Только она ничего не умеет, — призналась я.
— Как, совсем? — не поверила Алла.
— Да, она не работала последние лет семнадцать — сидела дома, ублажала мужика и детей.
— А сейчас чего вдруг надумала идти работать?
— Бросила их всех и приехала сюда, ко мне.
— Так она еще и не москвичка? — нахмурилась Алла.
— А у тебя что, идиосинкразия на немосквичей? — усмехнулась я. — Давно ли сама здесь?
— Идио — что? — Она пропустила мой последний вопрос мимо ушей.
Оно и понятно. Алла приехала покорять Москву лет десять назад. Откуда у нее были деньги, я не спрашивала, ни к чему мне лишняя информация, говорят, от этого хуже спишь. Но вжилась она в свою роль москвички мгновенно и всегда презрительно морщилась, когда слышала о чьем-то провинциальном происхождении. Впрочем, это ее не сильно портило. В конце концов, у каждого свои слабости.
— Аллергия, одним словом, — пояснила я.
— Дай запишу. — Алла деловито вытащила ежедневник и старательно вписала в него новое словечко. — Будет чем щегольнуть в компании.
— Смотри не переборщи, а то одна моя знакомая щегольнула однажды, сказав вместо «элита» «аэлита», после чего ее почти жених исчез в тумане навсегда.
— А чем они отличаются? — искренне удивилась Алла.
Вот вам и человек от искусства. Впрочем, она же не литературовед.
— Алла, не отвлекайся, мы не о русском языке ведем дискуссии. — Я решительно вернула разговор в нужное мне русло. — Возьмешь Марью?
— Ее Марьей зовут? — Алла закрыла ежедневник и сунула его в сумку.
— Не нравится?
— Почему не нравится? Очень даже нравится. А чего она бросила семейку-то? — поинтересовалась Алла.
— Мужик оказался редкостной сволочью... — И я кратко живописала ей Машкину историю.
— Молоток! — воскликнула Алла.
— Кто? Петя?
— Нет, Марья твоя. Правильно сделала. Нечего потакать этому козлу.
Значит, и дома у Аллы не все благополучно, поняла я. Когда там все было тип-топ, Алла с пеной у рта отстаивала идеалы семьи.
— Значит, возьмешь? — уточнила я.
— Так, — задумалась Алла. — Компьютер не знает...
— Не знает, — подтвердила я.
— Бухгалтерией никогда не занималась...
— Тебе ж не бухгалтер нужен, — сказала я.
— Не бухгалтер, но все-таки... Ладно. Выглядит-то хоть как?
— На «пять».
— Давай ее, так и быть. Попробуем позаниматься с ней, — с некоторым сомнением в голосе подытожила Алла.
В этом она вся. Сначала разораться, что, мол, давай мне простушку тетку, а потом быстро сдать задним ходом. «Язык опережает мысль», — говорит про таких Димка.
— Спасибо тебе. — Я вложила в свой голос максимум чувства. — Век не забуду.
— Но, Ирунчик, — Алла начала подниматься, — все-таки пусть постарается.
— О чем речь. — Я проводила ее до двери.
— Я, конечно, позанимаюсь с ней... — И Алла, махнув на прощание рукой, исчезла за дверью.
Этого мне было достаточно. Теперь Машка на год-полтора пристроена в надежные руки. Эх, не спросила про зарплату, но — какая разница? Машке на свободном рынке труда вообще ничего не светит, если исключить торговлю за прилавком, так что возьмет ту зарплату, которую дают. А если Алла сдержит слово и «позанимается» с ней, то Марусе, считай, очень повезло. Алла обожала растить кадры. Правда, беспокойная молодежь, которую она набирала на работу, всячески сопротивлялась ее воспитанию — они полагали, что и сами с усами, но Марья, я была уверена, окажется благодарной ученицей.
Теперь я намеревалась сообщить ей об этом радостном событии.
— Машунька, — сказала я, ставя пустую чашку в умывальник, — у меня для тебя потрясающая новость.
— Да? — Машка растерянно смотрела на меня.
— Ты жуткий везунчик, Марьяна. — Я ласково похлопала ее по плечу. — Я нашла тебе работу!
— Нет... — прошептала Маруся, привалившись к дверному косяку.
— Что значит «нет»? — рассмеялась я. — Ты не верила, что для тебя можно найти работу? Напрасно. Мир полон неожиданностей. Разве не так?
— Нет... — повторила Машка, терзая в руках кухонное полотенце.
— Э-э... — Я внимательно взглянула на нее. — В чем дело? Ты же говорила...
— Я... я... — запинаясь, проговорила Машка, — я... — опустила глаза, потом вновь подняла их на
